Сергей Капица - Парадоксы роста. Законы глобального развития человечества

Действительно, развитие общества путем квадратичного роста – процесс существенно неравновесный и необратимый. Поэтому, рассматривая гиперболический рост, следует обратить внимание на то, что такое развитие в корне отличается от вальрасовых моделей экономического роста, где архетипом служит термодинамика равновесных систем, в которых происходит медленные – адиабатические – процессы развития. При этом развивающаяся система находится в квазистатическом состоянии, поскольку изменения за характерное время роста малы. В таком случае механизм рынка способствует установлению детального экономического равновесия, а процессы обмена в принципе обратимы, и понятие собственности отвечает законам сохранения.

Однако эти представления в лучшем случае действуют локально и неприменимы при интерпретации необратимого и неравновесного глобального процесса развития, происходящего при распространении и умножении информации. Недаром экономисты со времен Макса Вебера и Йозефа Шумпетера отмечали влияние нематериальных факторов в нашем развитии, о чем недавно четко заявил Фрэнсис Фукуяма:

Непонимание того, что основы экономического поведения лежат в области сознания и культуры, приводит к распространенному заблуждению, согласно которому материальные причины приписывают явлениям в обществе, принадлежащим по своей природе в основном области духа.

Таким образом, предельное сжатие исторического времени приводит к тому, что время виртуальной истории слилось со временем реальной политики. Временем, когда исторический процесс выработки идеологий и достижения экономического равновесия и социальной справедливости, ранее занимавший века и многие поколения, теперь обострился и требует нового осмысления, а не слепого служения прагматизму текущей политики.

По существу, именно в этом состоит основное изменение в мировой экономической системе, и возникло оно в первую очередь в результате колоссального увеличения производительности труда в современном обществе. Так, на производство одной автомашины среднего класса идет десять рабочих часов, а танкер, перевозящий сотни тысяч тонн нефти, обслуживает команда в 30 моряков.

В результате в развитых странах рабочая сила перемещается в сферу услуг. Так, в 2006 г. в США 1–2 % рабочей силы было занято в сельском хозяйстве и 17 % – в производстве. В Германии еще в 1999 г. оборот в секторе информационных технологий стал больше, чем в автомобильной промышленности – столпе немецкой экономики (рис. 14).

Одновременно непомерно растут затраты не только на торговлю, но и на услуги всевозможных посредников, дилеров и рекламных агентов, и на другие, не связанные с производством виды деятельности. Подчеркнем, что в современных условиях скорость смены технологий и организации экономики столь велика, что как образование работников, так и смена оборудования предъявляют новые требования ко всей экономической системе, основанной на инновации и развивающейся уже в глобальном масштабе.

Рисунок 14 представляет значительный интерес, в первую очередь потому, что видно, как мало работников обеспечивают современное сельское хозяйство в США, где половина продукции экспортируется, а стабильность производства гарантируется субсидиями. В области сельского хозяйства все большее значение приобретает наука, в первую очередь прикладная наука и биотехнологии, которые можно было бы назвать нанобиологией, оперирующей на уровне генома, в отличие от микробиологии, имеющей дело с микроорганизмами. Именно от нанобиологии следует ожидать крупных достижений как в медицине, так и в сельском хозяйстве, или, лучше сказать, в производстве продуктов питания, быть может, и минуя наши поля и пастбища.

Самый большой рост числа научных работников наблюдается в Китае, где развитие науки стало национальным приоритетом, и 150 000 китайцев учатся в США. От китайских ученых, тех, кто получил образование в США, Европе и России и востребованы на родине, можно ожидать нового прорыва в мировой науке, а опыт Японии и Южной Кореи показывает, как быстро страны Востока могут модернизироваться. Например, в Индии экспорт программного продукта в 2007 г. достиг 50 млрд долл. и стал сравнимым с затратами на закупку нефти: так в экономике интеллектуальный продукт становится самым ценным.

Можно с удовлетворением отметить, что в 2011 г. Россия наконец экспортирует программный продукт, в частности поисковые системы «Яндекс», реализовав на мировом рынке высоких технологий общепризнанные достижения российской математики. Именно в этом секторе экономики возникают никогда ранее не существовавшие критерии качества продукта. При этом оказывается, что представления о равновесии рынка и интеллектуальной собственности противоречат основным свойствам информации.

Действительно, при распространении информации она не остается неизменной, а интенсивно и необратимо умножается, прежде всего, в системе науки и образования. Поэтому, в частности, в рамках линейных моделей мы приходим к невозможности сведения нелинейного квадратичного роста к сумме линейных процессов, рассматриваемых в классических математических – вальрасовых – моделях экономики. Таким образом, необходимо согласовать долговременную модель развития человечества в целом с пространственными и временными ограничениями равновесной экономики, как проблемы экономофизики.

Из схемы на рис. 15 видны трудности управления наукой на чисто рыночных принципах, так как время обращения идей и время обращения средств производства и капитала различаются на порядок. Так, в современном мире возникает противоречие между временем развития системы знаний и их поддержкой и распространением в обществе и временными масштабами механизмов и целями рыночно ориентированной экономики. Это хорошо видно при сравнении времени реализации результатов фундаментальных исследований, мотивированных познанием природы, общества и человека, и времени реализации инноваций и развития самой экономики.

С появлением фундаментального научного знания наука развивается уже независимо, как единое глобальное явление в мировой культуре с общим проблемным, информационным, инструментальным, а теперь и кадровым пространством. Если в начале Нового времени, в эпоху Возрождения, во времена Везалия и Гуго Гроция, Коперника и Ньютона, языком науки была латынь, затем французский и немецкий, то теперь им стал английский.