Коллектив авторов - Россия и мусульманский мир № 10 / 2015

При всей неоднозначности отношения современного общества к такого рода мятежам все же следует признать, что большинство из них – чрезвычайно эффективный инструмент преобразования политической картины мира, который сегодня находится в неустойчивом и несбалансированном состоянии, называемом «кризисом однополярного мира».

При этом довольно часто свет истинной – «незамутненной» – демократии народам мира несут те самые силы, с которыми США – источник и главный организатор всех бунтов – борются всеми возможными (в том числе военными) способами. В цветных революциях «арабской весны» носителями демократических ценностей выступили монархии Персидского залива – Саудовская Аравия и Катар, жесткие авторитарные государства, в которых демократией даже не пахнет. В Египте главной движущей силой «демократизации» общества стали «Братья-мусульмане», в Ливии – исламисты, в Сирии – все те же исламисты, представленные широким спектром террористических организаций – от сирийских ячеек «Аль-Каиды», выставившей свои отряды для борьбы с Б. Асадом, от «Талибана» до «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ).

На Украине для Соединенных Штатов Америки передовым отрядом «демократизации» общества и его «приобщения к европейским ценностям» стали неонацисты, целое поколение которых США вырастили за 20 лет «независимости» страны, прошедших с момента распада Советского Союза.

Даже при поверхностном рассмотрении несложно увидеть технологию, причем одну-единственную, применяющуюся последовательно (с незначительными доработками) к различным странам как либерально-демократического, так и авторитарного типа. Однако довольно большое количество политиков и ученых продолжают рассматривать перевороты на феноменологическом уровне как социальное явление, природа которого связана с процессами модернизации традиционных обществ, обеспечивающих им скачкообразный переход в современный уклад.

Основными мотивами такого подхода, помимо принципа взвешенности, непредвзятости, историзма и следующей из него позиции принципиального отрицания любых «конспирологических» инсинуаций, нередко выступает стремление упростить себе жизнь.

Если цветные революции – явление объективное, связанное с особенностями протекания исторического процесса на современном этапе развития общечеловеческой цивилизации, то противодействовать им – дело заведомо бесполезное, так как социальное явление устранить из жизни общества нельзя, но можно пытаться регулировать его уровень социальной опасности, минимизируя издержки и максимизируя конструктивные качества.

Но при этом не очень понятно, почему именно в последние десятилетия, в эпоху просвещенной демократии и глобального демократического общества наиболее эффективным инструментом разрешения этих самых объективных противоречий стали сценарии и схемы государственных переворотов. Ведь их единственная цель – насильственный захват и удержание власти любыми способами, развязывание террора против собственного мирного населения (пример – Украина).

В целом же феноменологический подход к цветным революциям ведет к фактическому оправданию их организаторов и исполнителей. С них тем самым снимается клеймо уголовных преступников, ответственных за разрушение государства, за жертвы среди мирного населения, за геноцид, этнические чистки и военные преступления. Такие, которые сейчас совершают ВСУ и многочисленные «добровольческие» карательные батальоны в Донбассе.

В том что цветные революции являются современной формой истинных революций, таких как кубинская или никарагуанская, есть все основания сомневаться. Практически все из них, начиная от «бархатных» в Восточной Европе и заканчивая украинским евромайданом и «зонтичной» в Гонконге, сделаны как под копирку по одному и тому же, как его называют в Великобритании, «демократическому шаблону».

Все разговоры о демократизации и мягкой силе, транзите демократических ценностей (или дрейфе их же) выглядят при этом как легенда прикрытия (выражаясь языком разведчиков и шпионов), так как именно этим они и являются. Их сила в другом: перевороты дают гарантированный результат при строгом соблюдении технологического цикла.

Эти технологии действуют как часы и дают сбои только в редчайших случаях, что делает их высокоэффективным и потому опаснейшим инструментом демонтажа современных политических режимов. И сегодня он находится в руках (в эксклюзивном владении) североамериканских англосаксов – прямых авторов и разработчиков этих технологий. Только они умеют этот инструмент применять таким образом, чтобы не нарушить технологический цикл.

Вместе с тем любая технология предполагает повторение одной и той же последовательности элементарных операций. Организационная технология предполагает многократное чередование одной и той же последовательности этапов или фаз. Цветные революции не являются исключением: развитие событий в них всегда проходит через шесть ключевых этапов, выстраивающихся в единую технологическую цепочку.

В этой особенности кроется главная возможность организации системного противодействия им: если речь идет о применении одной и той же технологии, то действия и тактику поведения ее организаторов, исполнителей и сценаристов всегда можно просчитать на много ходов вперед.

Успешность операции целиком зависит от строгости соблюдения технологического цикла: каким бы сильным и гениально прозорливым ни был ваш противник, он будет вынужден следовать правилам и неизбежно пройдет все этапы, предусмотренные базовым сценарием цветной революции, и в той самой последовательности, которая указана в технологической «инструкции к применению».

Это, в свою очередь, означает, что, своевременно выявив признаки подготовки к мятежу и определив, на каком этапе эта операция находится, можно точно вычислить контрольную точку процесса, в которую противник обязательно придет, следуя требованиям и логике технологического процесса, и в которой он окажется уязвим для заранее спланированной и подготовленной контратаки.

С точки зрения эволюции, цветные революции и гибридные войны развиваются по разным траекториям, что также подчеркивает тот факт, что это явления, имеющие различную природу. Цветные революции стремятся выработать такую технологическую схему воздействия на политические процессы, при которой применение прямой вооруженной силы станет излишним и просто вредным для достижения конечной цели – организации государственного переворота под прикрытием массовых протестов. Гибридные войны, напротив, ищут для прямой вооруженной силы новые форматы, модели и ниши применения. Возможно, это прямой пример того, как именно классические инструменты политического воздействия – жесткая и мягкая силы – пытаются приспособиться к новой политической реальности, к новой среде, которая не является дружественной и податливой ни для чисто «мягких», ни для чисто «жестких» технологий. При этом эволюция жестких методов воздействия идет по пути гибридизации, «прививки» им «мягких» вакцин, часть из которых гибридные войны имплементируют в свой набор инструментов политического воздействия, комбинируя их и сочетая с «жесткими» инструментами (так появляется «умная сила»). А часть – отторгают, вырабатывая на них «антидот». Эволюция же «мягких» методов, к которым относятся классические схемы и технологии цветных революций, идет по пути «навешивания» на классическую схему, применявшуюся в «бархатных революциях» в Восточной Европе, новых «гаджетов». Это сервисные функции, предполагающие более широкое использование жесткой силы, такие как технологии «управляемого хаоса». В последних версиях цветных революций – например, в Украине 2013–2014 гг. – обязательным элементом сценария цветной революции стала работа снайперов по активистам Майдана и просто мирным гражданам с целью повышения уровня агрессивности толпы. Это типичный пример применения инструментов жесткой силы, имплементированных в более «мягкую» структуру сценариев цветных революций.