Array Коллектив авторов - Политическая наука №3 / 2016. Политическая семиотика

Подобное развитие привело к ситуации, когда семиотика черпает свой материал из лингвистики, кибернетики, биологии, психологии, этнографии, социологии, истории культуры, литературоведения, но также и отдает в свою очередь этим наукам свои обобщения [Степанов, 1998, c. 19]. Она развивается на стыке наук, и возникает такое качество «приватизированной» отдельными дисциплинами семиотики, как ее срединность или междисциплинарность, а в перспективе, добавим, трансдисциплинарность. В этой ситуации, на фоне развития частных семиотических методов, стоит возвратиться к идее Чарльза Морриса о чистой семиотике – всерьез поставить вопрос о развитии общей семиотики как метанаучного интегратора, объединяющего весь комплекс социально-гуманитарных наук, включая и политологию, – поверх дисциплинарных границ.

Одним из главных элементов теоретической рамки, заданной для семиотики Ч. Моррисом, была триада уровней семиотического анализа:

– уровень семантики,

– уровень синтактики,

– уровень прагматики.

Согласно этой схеме в сферу семантики включаются отношения между знаками и означаемыми ими объектами, в сферу синтактики – отношения знаков между собой, в сферу прагматики – отношения знаков к интерпретаторам [Моррис, 1983, с. 42] 9 9 Моррисовская система уровней не уникальна. Существуют и иные схемы структурирования знаковой действительности. Так, например, Т. ван Дейк предлагает говорить о речевом (language use), коммуникационном и интеракционном уровнях, выводя это членение из результатов препарирования ситуации социально контекстуализированной коммуникации – когда адресант и адресат взаимодействуют (интеракция), передавая информацию (коммуникация) при помощи языка (language use) [Dijk, 1998, p. 2, 5]. Подробнее о других способах структурирования дискурса см.: [Фомин, 2015, с. 17–18]. .

Базовыми концепциями для семиотики можно считать также предложенные в рамках этой дисциплины диадические (означающее – означаемое) [Соссюр, 1977, с. 99–100] и триадические (форма – смысл – значение) модели знака [Peirce, 2012, p. 101–104; Моррис, 1983, c. 39–40; Frege, 1892, S. 25–50]. В самом общем понимании знаком в семиотике считается любой предмет, выступающий посредником между двумя системами. На основе базовых моделей знака могут разворачиваться более сложные и многоуровневые конструкции. С их помощью могут быть составлены модели метафор, мифов, образов и других комплексных семиотических феноменов [Барт, 1989, с. 81; Ильин, 1995, с. 111; Фомин, 2014 a]

Одной из главных заслуг Ф. де Соссюра, наряду с предложенной им структуралистской моделью знака, считается введение различения между такими явлениями, как язык (langue) и речь (parole). Речью в этой дихотомии называется конкретный результат использования языка – семиотический продукт, развернутый во времени и пространстве. Под языком же понимается система знаков (код), которая виртуально существует в сознании каждого владеющего языком индивида, но которая при этом не располагается в его сознании никогда полностью и никогда индивиду полностью не принадлежит. Язык индивидом единолично не создается и не изменяется, поскольку являет собой внешний по отношению к нему социальный аспект речевой деятельности, существующий в полной мере лишь в коллективе [Соссюр, 1977, с. 52].

Дихотомическое разделение на язык ( код ) и речь происходит внутри всего множества проявлений речевой деятельности – языка в самом широком значении этого слова. В оригинальном тексте «Курса общей лингвистики» де Соссюра соответствующий термин обозначается французским словом langage (лангаж) [Saussure, 1995, p. 20].

Через призму соссюровской триады лангаж – язык – речь можно подходить к объяснению одного из понятий, которые сегодня распространены в политических исследованиях весьма широко. Речь идет о понятии дискурса . Дискурс можно рассматривать как языковую практику (лангаж) в неразрывной связи с ситуативным контекстом, с прагматическими, социокультурными, когнитивными установками коммуникантов.

Вести речь о дискурсе как о том, что позволяет соединить язык как систему (langue) и речь как деятельность (parole), но при этом конкретнее и у́же языка в его целостности (langage), впервые предложил при уточнении соссюровской концепции бельгийский лингвист Эрик Бюиссанс 10 10 См. также статью Э. Бюиссанса в наст. изд. [Buyssens, 1943].

Предложенный Бюиссансом подход позволяет различить три типа дискурса: два взаимоисключающих и один интегрирующий. Во‐первых, он может пониматься как дискурс-продукт – аналогичные речи эпизоды человеческой деятельности, развернутые в действительном времени и значимые для вовлеченных в них людей. Во‐вторых, он может определяться как дискурс-программа – значимая для соответствующих групп людей система правил понимания (интерпретации) подобных эпизодов и / или их создания (порождения). В‐третьих, его можно непосредственно связать со способностями группы и составляющих ее людей использовать систему правил для создания осмысленных эпизодов действительности, а также придавать эпизодам своей деятельности смысл путем выработки или уточнения правил их понимания. Иными словами, дискурс в третьем смысле – назовем его дискурс-конвертор – отождествляется с творческими усилиями людей по созданию и пониманию своих эпизодов действительности.

В современной семиотике языками принято называть не только лингвистические коды, но и вообще любые знаковые системы. Это открывает возможность для аналитического разделения абстрактной знаковой системы (языка) и конкретного семиотического продукта (речи) не только в естественных языках, но и при изучении иных модусов социальной коммуникации. Дискурс охватывает всю символическую деятельность людей, и за конкретными проявлениями любой целенаправленной деятельности (дискурс-продуктом) можно усмотреть абстрактные системы семиотического взаимодействия (дискурс-программу).

В строгом смысле слова анализ дискурсов не может не быть семиотическим. Однако большинство коллег, заявляющих, что они практикуют дискурс-анализ, далеки от понимания этого. Так, для отечественной политологии и, шире, социального познания характерно трактовать едва ли не всякий предмет изучения, отраженный в текстах или их аналогах (в подавляющем большинстве случаев это официальные документы и материалы СМИ), как дискурс, а любой способ понять и объяснить соответствующие тексты – как дискурс-анализ. Наглядный пример – статья «Женщины-террористки в интерпретативных моделях российских СМИ. Дискурс-анализ газетных публикаций» [Романов, Щебланова, Ярская-Сми, 2003], опубликованная в авторитетном журнале «Полис. Политические исследования». Итак, материал – газетные публикации. Что с ними делается? Как пишут авторы, они сосредоточивают «внимание на исследовании моделей репрезентации в российских СМИ женщин – исполнительниц террористических актов» [там же, с. 144]. Каким образом? Ответ, казалось бы, ясен. Сразу же за характеристикой исходного материала следует раздел «Ключевые понятия и методы дискурс-анализа». Авторы берут быка за рога и определяют дискурс как «институционализированные формы и практики… создания текстов» [Романов, Щебланова, Ярская-Сми, 2003] – в логике институционального подхода, а не семиотики. При этом делаются два уточнения. Объектом выступает не столько текст, сколько контекст (со ссылкой на коллегу – специалиста по гендерным исследованиям [Мещеркина, 2001]). А это означает, что «текст анализируется не сам по себе, а в качестве социальной репрезентации» [там же].