Деннис Мюллер - Разум, религия, демократия

В своей широко известной статье Мансур Олсон (Olson, 1993) высказывает мнение, что государство в Китае возникло тогда, когда на смену «бродячим разбойникам» (изображенным, например, в фильме «Семь самураев») пришли «оседлые разбойники». У крестьян не было стимула создавать запасы продовольствия и другого имущества, пока всегда мог прийти бродячий разбойник и отнять плоды их труда. Оседлые разбойники оставляли крестьянам часть нажитого и тем самым создавали стимул вкладывать труд в землю. Повышение продуктивности обогащало и крестьян, и разбойника/правителя. В результате между крестьянством и правителем складывались в некотором роде партнерские отношения.

Со временем бродячие разбойники исчезли, а войны между местными правителями прекратились. Как ни парадоксально, именно установившаяся стабильность во многом объясняет, почему Китай так и не смог реализовать потенциал ранних технологических и административных успехов. Революции и гражданские войны, конечно, приводят к потере имущества и гибели людей. Но они встряхивают классовые структуры и открывают возможности для новшеств. А в Китае, как только он обрел мир и относительное благополучие, инициативные лидеры исчезли, а политические институты выродились в деспотизм бюрократического типа [121] Pagden (2008, pp. 298–302). .

Китай – исконное традиционалистское общество [122] Так, в частности, его определяет Хортон (Horton, 1982). . В нем царит пиетет перед мудростью древних, а мудрость старших управляет намерениями младших. Самому старшему члену семьи положено наибольшее уважение. Власть императора покоится как на его способности награждать и наказывать, так и на почитании, традиционно положенном ему в силу занимаемой должности. Если учесть, какую важную роль в развитии науки играют разрушители стереотипов и молодые люди, то не удивительно, что в китайском обществе с его традиционалистскими узами научный прогресс постоянно замедлялся. Инновации на Западе – это восходящий процесс, который питают любознательность ученого или изобретателя и смелость предпринимателя. Напротив, в Китае инновации обычно принимали вид нисходящего процесса, который запускало государство. И неустранимый консерватизм бюрократического государства оказался дополнительным препятствием для новшеств. Таким образом, бремя традиционализма не позволило Китаю усовершенствовать многочисленные технологические достижения раннего времени и стать прогрессивным государством современного типа с развитым научным сообществом.

Еще одним значительным препятствием для развития если не науки, то демократии в Китае стала местная форма письменности. Китайское письмо состоит из тысяч идеограмм и, в отличие от европейских и большинства прочих языков, в строгом смысле не является фонетическим. Поэтому обучение китайскому письму требует весьма длительного времени и исторически было доступно немногочисленной элите. А неграмотные массы – не слишком подходящая почва для развития демократических институтов.

Шумеру, Египту, Персии, Китаю и некоторым другим державам Древнего мира принадлежат многие важные и подчас поразительные технические и социальные изобретения. В числе сохранившихся памятников искусства и архитектуры есть и такие – например, египетские пирамиды, – которые даже сейчас внушают благоговение. Но самым важным для будущего развития человеческого общества новшеством той эпохи безусловно является изобретение письменности. Служившая в первые времена для фиксирования сделок и хозяйственных подсчетов, письменность в дальнейшем стала основным вспомогательным средством логического мышления и позволила людям создавать абстрактные теоретические модели. Первыми проявлениями потенциальных возможностей теоретического мышления можно считать астрономические карты, часы и географические карты, созданные этими древними обществами для совершенствования сельского хозяйства, навигации и, естественно, военного дела. Но в полной мере потенциал человеческого мышления раскрылся только с появлением древнегреческих полисов, когда, собственно, и возникла демократия.

Большинство древних царств можно с большим основанием отнести к теократиям. Император или фараон считался либо богом, либо представителем богов. Он и окружавшие его жрецы управляли государством и выступали посредниками между богами и массой простых людей. Последних вряд ли можно назвать гражданами в современном значении этого понятия, поскольку у них не было практически никаких прав и никаких средств, чтобы выразить свое отношение к политике государства. Поэтому даже после изобретения письменности обыденная жизнь и верования в первых государствах если и изменились, то только для привилегированного меньшинства. В повседневной жизни доминирующую роль играли мифы и религиозные представления, а жреческое сословие считалось инстанцией, способной предсказать будущее, даровать хороший урожай и обеспечить каждому блаженство в загробном мире.

Важным исключением из этого ряда был Китай. Базовая социальная структура там мало чем отличалась от существовавшей в Шумере, Египте и Персии: авторитарный правитель на вершине, сразу за ним образованная правящая элита, а внизу масса неграмотных подданных. Но Китай заметно отличался тем, что религия не играла в нем такой легитимизирующей роли, как в других державах. Конфуцианство и легизм ничего не говорят ни о сверхъестественных силах, ни о загробной жизни; поэтому они не соответствуют тому определению религии, какое мы ей дали. Вместе с тем они предлагают системы ценностей и, вне сомнения, способствовали формированию китайского чувства идентичности. Конфуцианство и легизм требовали оказывать почет и повиноваться древним, старшим и вышестоящим, особенно императору. В результате китайское общество стало столь же традиционалистским, как в Шумере, Египте и других государствах, где власть правителей опиралась на религию. Но китайский император правил не с помощью жрецов, а с помощью образованной интеллигенции, которая пополняла ряды многочисленной бюрократии, полностью контролировавшей государство.

Как же отличалось это государство от тех, которые возникали в Греции!