Валерий Ледяев - Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

Опыт Чикаго и Питтсбурга показывает, что доминирующей тенденцией в развитии прогрессивной политики является ее одномерный вариант, реализованный в Питтсбурге. Основную причину этого Ферман видит в трудностях формирования и поддержания многомерных прогрессивных коалиций. Конфликт интересов между членами коалиции, влияние классической либеральной политической культуры, распределение ресурсов в условиях «неоконсервативной» политической экономии ограничивают возможности широкомасштабной прогрессивной политики. Поэтому ее активистам следует либо сузить сферу своей активности с целью снижения потенциала сопротивления, либо, стремясь к более широким структурным изменениям, развивать идеологию («аналитическую структуру»), способную трансформировать «локальные» проблемы в «публичные». В последнем случае они должны быть готовыми к длительному процессу изменения логики и этоса существующей системы и участию в разношерстной коалиции групп интересов со всеми вытекающими отсюда конфликтами и трудностями установления оптимальной конфигурации распределения ресурсов между ними. Наконец, для успешной реализации данной стратегии нельзя ограничиваться сильным лидерством, а следует предпринять усилия по институционализации реформ. Однако в целом довольно пессимистичный опыт прогрессивной политики в американских городах показывает, что следовать данным требованиям очень не просто [Ferman, 1996: 145–151].

На этой довольно пессимистичной ноте Ферман заканчивает свою книгу, которая, безусловно, внесла существенный вклад в понимание многих важных проблем городской политики и власти.

В отличие от более ранних моделей исследования власти в городских сообществах, не получивших широкого распространения за пределами США, теория «городских режимов» стала достаточно популярной в Европе. Рассуждая о ее признании в Великобритании, английский исследователь А. Хардинг связывает его не только с преимуществами самой теории, но и с теми изменениями, которые произошли в британской системе управления городом. В их числе он называет фрагментацию институциональных структур местной власти, возрастание роли экономической составляющей в городской политике, распространение смешанных (частногосударственных) структур, создаваемых для реализации городских экономических программ, и тенденцию к постепенному превращению местной власти из органа исполнения в орган поддержки, в результате чего она все более становится центром выработки общей стратегии и координации усилий по ее реализации. Теория городских режимов продемонстрировала способность учесть данные тенденции и поэтому оказалась востребованной [Harding, 1999: 673–698]. На происходящие изменения в структуре и характере городской политики и новой конфигурации обусловливающих ее факторов указывают и другие европейские исследователи [Fainstein, Campbell, 1996: 1-18; Leach, Percy-Smith, 2001: 1–2; Nichols, 2005: 787–793].

Следует отметить, что до последнего десятилетия в Европе преобладали другие подходы к анализу городской политики [452]. В частности, в Великобритании ее исследование фактически совпадало с изучением публичной власти и управления (government) [Leach, Percy-Smith, 2001: 1], а эмпирические данные обычно подтверждали, что центрами власти в городах были органы местного самоуправления. Поэтому проникновение теорий «машин роста» и «городских режимов» существенно изменило ракурс исследования, предметом которого стало политико-экономическое управление (governance), представляющее собой более сложную систему управления, в которой наряду с публичными структурами управления значительную роль играют и другие акторы.

Не все исследователи согласились с валидностью новых теорий и их преимуществами над традиционными подходами, что особенно наблюдалось в первые годы становления и развития теорий. Некоторые из них достаточно категорично утверждали, что теория «городских режимов» (и тем более «машин роста») не может быть использована за пределами США и (или) не имеет существенного эвристического потенциала для проведения кросснациональных исследований. Их главный аргумент состоял в том, что она изначально разрабатывалась применительно к социально-политическому контексту в США [Le Gales, 1995: 57–95; Davies, 2003: 253–269]. Другие хотя и признавали возможность применения теории за пределами США, призывали делать это «осторожно», особенно в контексте анализа роли местной власти в решении экономических и социальных проблем [Stoker, Mossberger, 1994: 195–212]. Имели место и еще более пессимистические взгляды на проблему, особенно среди тех акторов, которые ставили под сомнение валидность теории даже при изучении американской городской политики в силу структурных недостатков, заложенных в самой теории. В частности, Эндрю Вуд считает, что «проблема использования американских схем гораздо более фундаментальная, чем просто неадекватная “трансляция”» [Wood, 2004: 2103–2118] [453].

Однако многие исследователи полагают, что теории обладают значительной эвристической полезностью и проблема заключается не столько в самих теориях, сколько в их неадекватном применении. Так, А. Хардинг считает, что заимствование терминологии «роста» и «режимов» часто не сопровождалось соответствующей аналитической и эмпирической экспертизой теорий. Мало внимания было уделено роли арендодателей, фактору «привязанности к месту» (place-boundness) для мобилизации бизнеса и влиянию городского капитала на приоритеты местных властей и инвестиционные решения столичного капитала; практически не учитывались отношения между частным и общественным секторами (особенно, если они имели неинституционализированный характер), и, в целом, неформальным процессам формирования коалиций интересов, объединению их ресурсов и влияния для осуществления определенных стратегий развития города. Дискуссии в основном велись вокруг новых институциональных форм – местных партнерств, поддерживаемых центральной властью, тогда как влияние местных групп интересов на структурирование процесса городского управления оказывалось вне поля зрения исследователей [Harding, 1999:685–686; Harding, Wilks-Heed, Hutchins, 2000: 975–976]. По мнению А. Хардинга, Г. Стоукера, К. Моссбергер и некоторых других авторов, использование теории городских режимов бесспорно углубляет понимание городской политики в Великобритании и других странах [Harding, Wilks-Heed, Hutchins, 2000: 987; Mossberger, Stoker, 2001: 830]. К. Доудинг также позитивно оценивает и активно использует теорию режимов в своих исследованиях; при этом он считает целесообразным включить ее в более общую объяснительную схему, в качестве которой он использует теорию рационального выбора [Dowding, 2001: 7-19].