Нико Штер - Власть научного знания

Было бы неверно на основании наших рассуждений делать вывод о том, что пределы экономических мер, опирающихся на положения «Общей теории», совпадают с пределами самой «Общей теории». Такого рода пределы существуют. Однако, кроме того, эффективная экономическая политика имеет пределы, очерченные экономическими условиями и процессами их изменений. Научные и логические пределы «Общей теории» были неоднократно описаны компетентными людьми (например: Hansen, 1952; Kaldor, 1983). Нас же интересуют возможности и границы социально-научного знания в тот момент, когда оно сталкивается со специфическими социальными условиями действий со стороны определенных акторов. Нам, таким образом, интересны не логические или «научные» границы «Общей теории», а «исторические» или практические пределы сформулированного Кейнсом экономического знания.

Крах кейнсианской экономической политики в экономических и политических условиях, установившихся с 1960-х годов, – общепризнанный факт, однако на его констатации консенсус наблюдателей исчерпывается. Существует множество зачастую противоречивых объяснений, авторы которых хотя и обращаются к интересующим нас историческим фактам, но при этом надеются самыми разными способами обосновать тезис о практической иррелевантности кейнсианского инструментария. Среди объяснений звучал также упрек в том, что во многих западных странах отношение к идеям Кейнса с самого начала было скептическим, предложенные им меры экономической политики исполнялись неохотно и не до конца (см., например: Steindl, 1985 116 и далее), а в 1970-е гг. кейнсианская политика была применена не по назначению, поскольку ее реализация возможна только в определенной «кейнсианской ситуации» (ср. Schiller, 1987). Наконец, другие критики Кейнса не хотели верить в то, что в истории вообще имел место такой факт, как практически эффективная кейнсианская экономическая политика. Так, Альфред Вебер после второй мировой войны сетовал на то, что эпигоны Кейнса, пытавшиеся превратить теорию учителя «в универсальное политэконо-мическое учение», «несут значительную часть вины за те серьезные трудности, которые в настоящее время испытывает свободный мир».

Таким образом, дееспособность государства и других экономических акторов должна рассматриваться в отношении отнюдь не статистической совокупности факторов, определяющих динамику национальной экономики и, прежде всего, экономическую экспансию при изменчивых краевых условиях. Кейнс (Keynes, 1936: 1) оправдывает создание своей «общей теории» в качестве альтернативы «классической» экономической теории среди прочего тем, что теория его предшественников уже не соответствует особенностям господствующих экономических условий. Кейнс считает классическую теорию пригодной лишь для особого случая, а именно для экономики с полной занятостью. Поэтому применение ее к проблеме «вынужденной безработицы» ведет «к ошибкам и роковым последствиям» (Keynes, 1936: 14). Такое применение можно сравнить с использованием основ евклидовой математики в неевклидовом мире. Из этой дилеммы есть только один выход – создание неевклидовой математики. Кейнс проводит аналогии со своей теорией, утверждая, что в ней достигается большее соответствие идеи и практики. Впрочем, возражение относительно того, что любая теория в принципе соответствует только определенной констелляции экономических отношений, опровергается лишь применительно к данному конкретному случаю.

К факторам, которые в настоящее время играют особо важную роль, но при этом не отражены ни в классической, ни в кейнсианской экономической теории, безусловно, относятся научные и технические изобретения и открытия (Freeman, 1977). Если Шумпетер в своих работах (Schumpeter, 1951) говорит о значении инноваций [51] Впрочем, в понимании Шумпетера, инновации не ограничиваются экономической и технической сферой; это более общее понятие, с помощью которого Шумпетер обращает внимание на роль непрерывностей в экономическом процессе. для расширения экономики, то в «Общей теории» Кейнса этот фактор не упоминается, точнее говоря, больше не упоминается, потому что еще в «Трактате о деньгах» Кейнс (Keynes, 1930: 85 и далее), вслед за Шумпетером, подчеркивает универсальное значение технических трансформаций и инноваций для экономического роста и изменчивых инвестиционных решений, а в одной из статей, написанных в том же году, объясняет беспрецедентный рост общественного благосостояния в современных обществах научно-техническим прогрессом, процентной ставкой и начавшимся еще в XVI-м веке накоплением капитала (см. Keynes, [1930a], 1984).

Однако технический прогресс очень сложно, а зачастую и вовсе невозможно контролировать, планировать или сдерживать в рамках отдельно взятого национального государства. Шумпетер (Schumpeter, 1952: 283), во всяком случае, полагает, что кейнсианский анализ применим лишь к небольшим временным отрезкам. Из-за того, что Кейнс оставляет за рамками своего анализа фактор технического развития, не учитывая его даже в качестве динамической переменной,

возможности применения этого анализа ограничены в лучшем случае несколькими годами – может быть, циклом в сорок месяцев, а что касается особых проявлений, то здесь возможности данного анализа ограничены факторами, от которых зависит уровень загруженности промышленных мощностей в том случае, если они остаются неизменными. Таким образом, не учитывается ни одно из проявлений, связанных с обновлением и изменением этих мощностей, а такие проявления доминируют в капиталистическом процессе.

Недостаточная практическая эффективность кейнсианской экономической политики, безусловно, связана с приоритетными целями кейнсианской теории и, прежде всего, разумеется, с целью достижения полной занятости [52] Сегодня многие полагают, что полная занятость стала недостижимой прежде всего по причине недавних изменений в области техники, а также требований к капиталу и труду как фактору производства. В этой связи, пожалуй, стоит упомянуть о том, что, в представлении Кейнса, «мир безработицы» (Keynes, 1936a: 321) гораздо теснее связан с господством «капиталистического индивидуализма». Таким образом, непродолжительные периоды оживления были для него лишь коротким перерывом в характерном для капитализма общем состоянии безработицы. Как бы то ни было, на протяжении нескольких десятилетий специалисты и на Востоке, и на Западе были единодушны в том, что полная занятость желательна и, соответственно, должна рассматриваться как цель государственной экономической политики, вне зависимости от политической идеологии. И лишь сегодня политические и экономические допущения, которые долгое время служили основой консенсуса относительно полной занятости или «права на труд», ставятся под сомнение (ср. Gorz, [1980] 1981; Keane & Owens, 1986; Keane, 1988: 69-100). , а также с экономическими параметрами, которые учитываются или, наоборот, не учитываются в данной теории. Акцент на определенных аспектах экономики и игнорирование других аспектов или же убежденность в том, что другие переменные можно считать граничными условиями, константными или не подлежащими анализу, разумеется, не случайны, а отражают определенные интеллектуальные, профессиональные представления о господствующих экономических условиях.