Нико Штер - Власть научного знания

Позиция Эла Гора имеет два проблематичных и, возможно, даже дисфункциональных побочных эффекта. С одной стороны, в ней присутствует тенденция к маргинализации других точек зрения, отличающихся от научного мейнстрима МГЭИК или от других общепринятых взглядов. С другой стороны, она оставляет без внимания урок, который преподнесла нам озоновая политика, а именно вывод о том, что политические действия возможны и без научных доказательств. Если общественность и те, кто принимает политические решения, согласны с принципом «Всегда лучше перестраховаться», то можно действовать и без завышенных ожиданий к науке.

Задача остановить изменение климата на определенном уровне (повышение глобальной температуры максимум на 2°) имела политическую подоплеку, поскольку основывалась на сценариях, в которые изначально были включены четкие нормативные предпочтения (а кто захочет услышать в свой адрес упреки в том, что он сознательно движется в сторону «запретной зоны»?). То, что в центре внимания находятся именно парниковые газы, а среди них – именно СО 2, является решением МГЭИК, причем отнюдь не политически нейтральным. Существует множество других антропогенных причин глобального потепления, которые совершенно не учитываются в результате этого предпочтения. Пильке и его коллеги критикуют МГЭИК за подобное политически обусловленное предвосхищение возможных вариантов действия (Pielke sr. et al., 2009: 413):

К сожалению, в докладе МГЭИК за 2007 год не уделено должного внимания другим антропогенным фактором, оказывающим воздействие на региональный и глобальный климат, и никак не учтено их влияние на прогнозируемость климатических явлений на региональном уровне. Кроме того, слишком большое значение придается средней глобальной температуре при учете ограниченного количества антропогенных влияний. Помимо этого, МГЭИК разрабатывает стратегию смягчения человеческого воздействия на климат на базе глобального модельного прогнозирования.

Наряду с парниковыми газами, Пильке и его соавторы упоминают о влиянии аэрозолей на формирование облаков и осадков, о влиянии содержащихся в воздухе аэрозолей, таких как сажа, о роли реактивных форм азота и о значении меняющегося землепользования. Все эти факторы имеют большое значение для практических действий, а некоторые из них, возможно, оказывают гораздо более непосредственное влияние, чем те внушительные сокращение выбросов СО 2, к которым стремится официальная политика. Кроме того, регулируя эти факторы, человечество могло бы снизить уязвимость конкретных местностей и регионов перед лицом определенных климатических явлений, независимо от того, вызваны ли они экстремальными погодными условиями или антропогенным изменением климата.

Однако вернемся к нашему тонкому знатоку в вопросах знаний и мирового правительства – к Роберту Уотсону. Он участвовал как в дебатах об озоновом слое, так и в спорах об изменении климата, а с 1997-го по 2002-й год был председателем МГЭИК. В своей статье для журнала Королевского общества он пишет:

Чтобы влиять на поиск решений, мы должны понимать как причины изменения окружающей среды, так и процесс поиска политических решений. Хотя наука и необходима для компетентной государственной политики и поиска компетентных решений, одной науки здесь недостаточно. Мы должны не только выявить проблему, но и определить возможные в данной ситуации политические решения. Затем мы должны реализовать эти решения и оценить последствия. Далее, мы должны понимать, что на процессы поиска решений очень сильно влияют ценности, что они объединяют в себе политические и технократические элементы, что они происходят в абсолютно разных пространственных измерениях (начиная с одной деревни и заканчивая всей планетой) и что для того, чтобы вообще быть эффективными, они всегда должны быть прозрачными и открытыми для участия всех релевантных сторон (Watson, 2005: 473).

После этого очень обстоятельного и саморефлексивного описания роли знания и необходимости широкой социальной базы для поиска политических решений он снова сужает угол зрения и обращает все свое внимание на науку:

Есть неопровержимые доказательства того, что на главных лиц, принимающих решения в сфере частной экономики и политики, включая членов правительств, влияют надежные и обоснованные научные знания. Для получения надежных и обоснованных научных знаний необходимы внутри– и межнациональные, а также независимые исследовательские программы, которые – там, где это уместно – сочетают локальное знание с институциональным и обеспечивают возможность свободного и открытого обмена информацией. Эти знания должны быть переведены в формат, соответствующий процессу поиска решений.

Здесь речь идет об эффективной координации знания и его преобразовании – переформатировании – в политику. Разумеется, проблемы на этом не заканчиваются, а только начинаются. В нашей книге мы различаем «знание для практики» и «практическое знание». Это различение важно, поскольку изначально никогда нельзя исходить из того, что знание обладает прагматической релевантностью. Чтобы знание стало релевантным для практических действий, должен быть выполнен целый ряд условий. Согласно Мангейму (Mannheim, [1929] 1965: 143), для успешного применения знаний в конкретных действиях необходимо, чтобы в такого рода контекстах сочетались как возможности действия, так и понимание субъектами действия горизонта своих возможностей и своего потенциала. Только в этом случае знание может стать практическим знанием. Другими словами, во-первых, научного знания не всегда достаточно для выполнения этих условий, а, во-вторых, знание должно быть применимо к имеющимся в реальности и поддающимся воздействию рычагам. Когда Уотсон пишет о том, что «знания должны быть переведены в формат, соответствующий процессу поиска решений», он касается именно этого аспекта. По его мнению, сценарии играют особую роль в процессе поиска политических решений. Он утверждает, что знания – это один из важнейших инструментов, способствующих политическим изменениям. Сценарии – это «убедительное описание возможного будущего, отличающееся от предсказаний или проекций». Он подчеркивает их преимущества не только в сфере экологической политики, но и, например, в «проигрывании военных действий, проецировании цен на сельхозпродукцию или потребления энергии». Сценарии используют в своей деятельности и многие транснациональные компании, такие как «Ройал Дац Шелл» и «Морган Стенли». При этом, по словам Уотсона, «целью тех, кто принимает решения, является изучение возможных вариантов будущего развития, а также понимание факторов, вызывающих те или иные тенденции, с тем, чтобы с помощью принятых мер можно было достичь положительных и избежать отрицательных результатов» (Watson, 2005: 475) [130] В терминологии, принятой в МГЭИК, климатические прогнозы (climate predictions) отличают от климатических проекций (climate projections), а последние, в свою очередь, отличают от сценариев. Климатический прогноз (climate forecast) – это результат попытки оценить наиболее вероятные тенденции развития климата в будущем, например, в сезонном, годовом или долгосрочном временном масштабе. Климатические проекции «зависят от применяемого в данном случае сценария развития выбросов, концентрации или излучения». Сценарии же «основываются на гипотезах о будущих тенденциях социальноэкономического и технологического развития, которые могут реализоваться, но могут и остаться нереализованными, в связи с чем для сценариев характерен высокий уровень погрешности» (http://www.ipcc.ch/pdf/glossary/ar4-wgI.pdf). .