Валентина Сченснович - Россия и мусульманский мир № 9 / 2011

Опыт мировой истории убедительно доказал, что цивилизации, имеющие возможность широко применять ценности и институты свободы, демократии, либерализма, частной собственности и рынка, обладают в конечном итоге намного более благоприятными условиями для ускорения общественного прогресса, удовлетворения потребностей и интересов людей. Однако этот же опыт свидетельствует и о другом: все названные выше ценности и институты являются не более чем внешними проявлениями глубинных основ жизнедеятельности соответствующих общественных организмов. В итоге, укоренение в системе общественных отношений преимущественно демократических или преимущественно административно-командных, либеральных или авторитарных, рыночных или раздаточных принципов является результатом не только, а точнее – не столько субъективной деятельности участников исторического процесса, сколько следствием влияния целого комплекса присущих каждой стране (или группе стран) объективных обстоятельств. Именно эти обстоятельства и оказывают решающее воздействие на складывание определенного социального генотипа.

При этом сущность каждого конкретного генотипа в одних случаях создает весьма комфортную среду, а в других – порождает мощнейший механизм торможения в деле реализации избранного политической элитой сценария реформирования страны. Именно поэтому, по верному замечанию И.Е. Дискина, процесс разработки любой программы преобразования современного общества должен начинаться с поиска «некоего генетического кода, по существу, парадигмы нашего общественного развития, которая не только в прошлом, но и сегодня задает характер взаимодействия его целей и средств и определяет судьбу целого ряда попыток изменить ход событий».

Но что же представляет собой наш национальный общественный генотип? Иначе говоря, что следует отнести к специфике зарождения, становления и эволюции российской цивилизации, природе ее отличия от западноевропейской модели общественного устройства? По мнению П.Н. Милюкова, «на востоке Европы государственная организация сложилась раньше, чем мог создать ее процесс внутреннего экономического развития, тогда как в Западной Европе государственный строй явился результатом внутреннего процесса».

Европейское общество и государство строились органично – снизу вверх: централизованная власть там стала политической надстройкой над предварительно сложившимся средним слоем землевладельцев, который в свою очередь естественным образом вырос из сформировавшегося низшего слоя оседлого крестьянского населения. В нашей стране система общественных отношений выстраивалась на основе диаметрально противоположного принципа – сверху вниз. Центральная политическая власть здесь, в основном методами принуждения, закрепила под собой военно-служилый класс, а тот в свою очередь подчинил себе крестьянство. Причем этот процесс носил объективный характер, поскольку верхняя политическая надстройка Руси – России стала результатом неразвитости низших (экономических, социальных, духовных) этажей общественной жизни.

«Необъяснимое процессом внутреннего развития, – замечал далее П.Н. Милюков, – появление этой верхней государственной надстройки – военно-национального государства – объясняется причинами внешними… Этим перевесом внешнего роста над внутренним объясняются все существенные черты социальной истории России». О каких внешних факторах идет речь?

Во-первых, Западная Европа уже с VIII–IX вв. не подвергалась крупным внешним вторжениям, что создавало крайне благоприятные условия для развития естественного процесса вызревания системы общественных отношений. В относительно спокойной обстановке в недрах многочисленных европейских государств-княжеств происходило формирование социально-экономических, культурных, религиозных интересов, которые со временем стали диктовать необходимость создания адекватных им форм политических отношений, государственности. Совсем по-другому происходило становление общественных отношений в нашей стране, процесс зарождения которой протекал на громадной равнине, отличавшейся отсутствием выхода к морю и близостью степи. Последний фактор оказывал сильное воздействие на особенности нашей истории, так как, по справедливому замечанию С.М. Соловьёва, «русское государство изначально осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей». Как подсчитал В.О. Ключевский, в течение 234 лет (с 1228 по 1462 г.) Русь вынесла около 160 внешних войн. Необходимость борьбы за выживание со степными кочевниками, другими внешними врагами, длившейся практически до конца XVIII в., вынуждала направлять практически все имевшиеся ресурсы на содержание войска, на борьбу за сохранение независимости. В результате, задача обороны и безопасности в течение многих столетий подавляла собой все остальные сферы общественной жизни. По замечанию П.Н. Милюкова, на формирование и содержание военных сил «расходовалась большая часть государственных средств, на все остальное оставалось, следовательно, около 3/10 или 1/10 бюджета».

Во-вторых, перманентное состояние войны, в котором в течение многих столетий находилась наша страна, усугублялось крайне неблагоприятной демографической ситуацией. Даже в XVIII–XIX вв., когда темпы роста населения в России резко возросли, эта проблема оставалась очень сложной. За два столетия после окончания правления Петра I численность населения возросла в десять раз (с 13 до 130 млн.), составив треть населения Европы. Однако показатели плотности населения были удручающими: в начале XVIII в. в России приходилось всего 3,7 человека на 1 км 2, а в начале XX в. – 17 человек (для сравнения: Франция в XIV столетии имела плотность 40 человек на 1 км 2, а Англия в XI в. – 21 человек). Обладая крайне ограниченными людскими ресурсами, решать многочисленные проблемы, возникавшие на громадной территории, было очень сложно.

В-третьих, огромное воздействие на характер общественного развития оказывала неразвитость экономических отношений. Длительное время, в том числе и тогда, когда в странах Западной Европы полным ходом шел процесс укоренения товарно-денежных отношений и предпринимательства, Россия представляла собой страну преимущественно аграрную, с неблагоприятными природно-климатическими условиями. Последнее обстоятельство обусловило весьма низкий уровень сельскохозяйственного производства, сохранявшийся вплоть до середины XIX в. Ситуация существенно усугублялась необычайно коротким циклом сельскохозяйственных работ, занимавшим всего 125–130 дней в году (примерно с середины апреля до середины сентября). В странах Западной Европы этот сезон был значительно большим (а в ряде стран перерыв в этих работах длился лишь с декабря по январь).