Сергей Костяев - Экономические и социальные проблемы России № 2 / 2011

Мотивацией «экологического гражданина» служит не страх наказания или ущерба и не стремление достичь экономической выгоды или социального статуса, а соображения альтруистического порядка, стремление быть добродетельным по отношению к природе и другим индивидам. Такого рода добродетель совмещается с добродетелями, характерными для либерального и республиканского гражданства. Но в отличие от последних, она основывается на принципе исключения или минимизации экологического ущерба, который, в частности, ориентирует «экологического гражданина» на сдержанность в потреблении и на снижение энергозатрат. Принцип исключения или минимизации экологического ущерба должен действовать и в том случае, когда ущерб наносится окружающей среде в другом государстве: экологическое гражданство здесь, по сути, становится гражданством космополитическим. Впрочем, применительно к межгосударственным отношениям принцип ненасения ущерба был обоснован еще Гуго Гроцием.

В более широком плане добродетель «экологического гражданина» заключается в осознании ответственности за свои решения и действия, исходя из обязательства личного вклада в коллективные усилия по достижению устойчивого развития как общего блага (здесь выявляется связь с республиканским типом гражданства). Важнейшими аспектами этой добродетели являются учет интересов других и открытость дебатам, что характерно для делиберативной демократии (связь с либеральным типом гражданства). Соответственно, необходимой предпосылкой космополитического экологического гражданства выступает наличие демократии на уровне национальных государств.

Глобализация также является фактором, существенно влияющим на дальнейшую интерпретацию экологического гражданства. Дискурс устойчивого развития основывается на рассмотрении экологических и социальных проблем в их взаимосвязи; глобализация еще больше усиливает «размывание границ» экологической проблематики. Глобализация ведет к исчезновению политического внешнего, к тому, что Ю. Хабермас называет «внутренней политикой в масштабах планеты» [Habermas, 1998, p. 39]. Трудность заключается в том, что подавляющее большинство людей ориентируются на паттерны гражданства, связанные с территориально локализованным государством. Формирование глобальной идентичности и, соответственно, нового типа гражданства становится все более важной задачей. По всей видимости, экологическое гражданство может рассматриваться в качестве важного шага к формированию идентичности глобального гражданского общества.

На протяжении XX в. количество неправительственных организаций росло экспоненциально: со 179 в 1909 г. до более чем 24 тыс. в 2000 г. [Френч, 2002, c. 199]. Экологическая проблематика стала при этом не просто одной из новых сфер деятельности НПО. Политизация экологических проблем, признание их транснационального характера открыли новую эпоху в истории неправительственных организаций. Более того, сам процесс становления глобального гражданского общества оказался самым тесным образом связан с бурным ростом численности экологически ориентированных НПО в последней трети XX в. Его ярко выраженный транснациональный характер служил своеобразным проявлением «глобализации снизу». На рубеже 1980–1990-х годов Дж. Розенау характеризовал происшедшие перемены как «бифуркацию, в которой государствоцентричная система отныне сосуществует с не менее мощной, хотя и более децентрализованной, многоцентричной системой» взаимодействия «свободных от суверенитета акторов» [Rosenau, 1990, p. 11]. Наряду с ТНК ведущую роль в этой системе стали играть международные неправительственные организации, фактически взявшие на себя представительство интересов гражданского общества поверх границ отдельных национальных государств.

Неправительственные организации играют исключительно важную роль в формировании и эволюции эколого-политических дискурсов [см.: Ефременко, 2006]. Многочисленные экологические НПО можно сравнить с питательным бульоном, в котором вызревают инновационные идеи и подходы к экологической политике. Но некоторые экологические НПО осознанно ставят в центр своей активности воздействие на нормы, ценности, дискурсивные стратегии, паттерны восприятия, связанные с отношениями человека и природы. К числу таких НПО относится и Гринпис. Для активистов Гринпис одним из основных способов достижения этих целей является наглядная демонстрация протеста против экологических злоупотреблений. Ставка делается на визуализацию, когда организованная гринписовцами акция ненасильственного протеста может быть максимально эффектно преподнесена мировыми средствами массовой информации. По сути дела, массмедиа многократно усиливают эффект действий активистов Гринпис, который без «медийного покрытия» мог бы оставаться практически нулевым. Когда активисты Гринпис взбираются на борт китобойного судна, проникают в зону проведения ядерного испытания или преграждают путь составу с радиоактивными отходами, главным героем, без которого эти акции просто не состоялись бы, является видеокамера. Именно тесное взаимодействие с медийными акторами способствовало росту как популярности, так и бюджета Гринпис. Вместе с тем обеспеченные Гринпис визуальные эффекты в самом деле способствовали изменению отношения широких слоев общественности разных стран к таким проблемам, как промысел китов или запрет ядерных испытаний. Кроме того, Гринпис не ограничивается такого рода активностью, но реализует собственные программы научных исследований и экологического образования, развивает собственную, альтернативную официальным источникам, базу экологической информации, использует механизмы лоббирования на национальном и международном уровнях.

Впрочем, деятельность Гринпис – это особый случай. Рутинная деятельность тысяч других национальных и международных экологических организаций заключается в наблюдении, лоббировании, многочисленных контактах с прессой, организации альтернативных слушаний с участием экспертов, налаживании взаимодействия друг с другом и т.д. Но именно в этой рутине происходит формирование и укрепление экологически ориентированных сетей гражданского общества «поверх, вокруг и внутри государств» [Haas, Keohane, Levy, 1993, p. 24].

Активность НПО оказывает существенное влияние и на научное сообщество, поскольку многие организации выступают инициаторами и спонсорами научных исследований, результаты которых нередко становятся альтернативой тем выводам и предложениям, которые высказываются правительственными экспертами или учеными, занимающими официальные посты в межправительственных организациях. Тем самым удается исключить или минимизировать монополизацию экспертизы, побудить политические инстанции к расширению когнитивного и информационного базиса принятия решений. Многие авторитетные исследовательские институты (например, Институт мировых ресурсов – Worldwatch Institute и др.) имеют статус неправительственных организаций. Кроме того, ряд НПО благодаря собственным программам научных исследований и экспертных оценок получают возможность аргументировать свою позицию, если она расходится с позицией национальных правительств или международных организаций. Еще большее количество НПО, даже если они не имеют собственных исследовательских программ, выступают в качестве каналов альтернативной информации, мобилизуют общественное мнение, осуществляют представительство интересов групп, ранее не имевших никакой возможности влиять на процесс принятия решений.