Коллектив авторов - Глобализация и девиантность

Важнейшей задачей развития организованной преступности является налаживание преступного бизнеса. На первом этапе формируются технологии процесса, происходит передача технического мастерства, возникает «школа». Поскольку преступный мир жестко стратифицирован, технические специальности стремятся выйти на первые роли. Лидерство дает власть, право заниматься формированием и управлением структур. В России XIX в. лидирующее положение занимали воры-карманники (десятки специализаций), специалисты по азартным играм («шулеры», «каталы» и др.), взломщики сейфов («медвежатники»). Другой задачей, которую решают преступники, является налаживание рынков, другими словами – сфер влияния.

Очевидно, без некоторой степени организации на этом этапе уже не обойтись. Происходит формирование кланов, сообществ, основанных не только на техническом, профессиональном уровне. Большое значение имеет географическая привязка. Однако перечисленных факторов для построения организации явно недостаточно. Возникает идеология. В России появляются влиятельные преступники, имеющие функции организаторов, идеологов преступного образа жизни. В XX в. это «воры в законе», «авторитеты», способные объединять под своим началом многочисленные группы преступников самых разных специальностей, национальностей, локально базированных групп. Лидеры преступных организаций решают не только внутренние вопросы, большую часть их деятельности составляют переговорный процесс, разрешение спорных, конфликтных, конкурентных вопросов.

Отметим, что Россию, имеющую свою специфику развития организованной преступности, вряд ли можно наделить некой «избранностью». Все страны, прошедшие путь становления и развития организованной преступности, обладают собственным неповторимым опытом. Хотя некоторые этапы развития вполне похожи и универсальны. Так, например, в США на первых этапах очень строго соблюдался принцип этнической идентичности. В «Коза Ностра» руководящие посты могли занимать только выходцы из Италии (и даже более узко, с Сицилии), а расовая однородность преступных групп, состоящих из афро-американцев и латино-американцев, стремится к 100 %. Много общих черт и в структуре организаций. Традиционной формой является кланово-семейная модель. В Италии и США итальянские преступные сообщества вообще назывались «семьями» и состояли во многом из кровных родственников. Основополагающим связующим принципом японских якудза был принцип отношений «отец-сын» («кобун-оябун»), вышедший из «бусидо». Таким образом, член преступной организации был членом «семьи», а лидер – «отцом», с вытекающей ответственностью. На территории России многие этнические преступные организации также строились по «семейному» принципу. Специфика этой организационной модели способствует возникновению мощного идеологического бэкграунда: преданность семье, почитание старших, закон молчания – «омерта» (недоносительство) и т. д.

Для всех вышеперечисленных форм организованной преступности имеет большое значение идеологическая составляющая. Во-первых, это романтизация роли преступника и пропаганда соответствующего образа жизни. В Италии мафиози – борец за справедливость, в Японии – самурай, лишившийся суверена, но верный идеям «бусидо», в России – бездомный бродяга, выживающий за счет преступлений. Так или иначе, активно используется парадигмальная идея, что «общество порождает изгоев» и толкает их на совершение преступлений. Мысль эта крайне популистская, но именно поэтому широко поддерживается населением. Естественно, что для ее распространения требуются соответствующие механизмы. Любая национальная организованная преступность окружена набором мифов, легенд, песен, сказок, преданий и т. п. Этот фольклор, как правило, не имеет авторов, а потому максимально приближен к народному творчеству, что способствует его распространению в обществе. Естественно, что любой народный эпос рано или поздно становится основой для современных видов искусства: радио, телевидения, кино, литературы. Для создания такого имиджа преступности требуется сообщество авторов. Интересно, что включенность в такой «клуб» (как и в преступную организацию) не является формальной или осознанной. Автор, создавая художественное произведение, часто вообще не задается вопросом, пропагандирует он тот или иной образ жизни и поведения или же просто жизнеописует его. В результате СМИ участвуют в конструировании организованной преступности наряду с другими социальными явлениями. [115] Ясавеев И. Г. Конструирование социальных проблем средствами массовой коммуникации. Изд-во Казанского ун-та, 2004.

Отношение государства и организованной преступности всегда выглядит как противостояние двух враждующих сторон. Однако всегда ли государство однозначно занимает позицию «борца» с организованной преступностью? Крайне популярное в современной России мнение, что только сильное государство способно эффективно бороться с организованной преступностью, страдает явным упрощением. Все те же Италия, Япония и США, являясь устоявшимися демократиями с сильными социальными институтами, социальными практиками, гражданским обществом, имеют хорошо развитые пре ступные структуры. Может быть дело как раз в развитии демократии? Действительно, изучение организованной преступности свидетельствует, что демократическое построение государства «способствует» развитию организованной преступности. Дело в том, что демократия (независимо от локального наполнения этого понятия) обеспечивает функционирование бизнеса, существование частной собственности. Естественное ограничение деловой активности законами ведет к возникновению альтернативных механизмов удовлетворения спроса на запрещаемые услуги и товары. Наркотики, оружие, проституция, азартные игры стабильно и неизменно лежат в «корзине потребителя» во всем мире. Если в странах с развитой демократической структурой обеспечением такого рода услугами и товарами занята организованная преступность, то в странах тоталитарных, деспотических эти проблемы загоняются в глубокое подполье.

Это не значит, что в демократических режимах альтернативный бизнес существует открыто. Однако для исследователя, будь он ученый или представитель правоохранительных структур, ясно, где искать дистрибьютеров. Если же политический режим в стране жестко тоталитарный (авторитарный), появляется тяготение, с одной стороны, к контролю над этой сферой жизни институтами самого государства, с другой – к идеологически-пропагандистскому решению проблемы. Отсюда появляются раскрываемость преступлений, близкая к 100 %, объявление об успехах в «борьбе с преступностью» (наркомафией, коррупцией и т. п.), а в крайнем варианте декларативное объявление об отсутствии явления как такового. Так, в СССР «не было» ни наркотиков, ни проституции, ни организованной преступности. Заметим, что противодействие организованной преступности затруднено еще и крайней ее латентностью. Если в начале– середине 90-х годов XX в. российская организованная преступность имела вид банд (команд, бригад), к середине 90-х – фирм и даже холдингов, корпораций, то в последние годы в результате симбиотического проникновения во многие социальные институты очень сложно отделить и выявить организованные преступные сообщества. Они похожи на «клубы». Что, например, объединяет выпускников одного университета? Они закончили alma mater в разные годы, по разным специальностям, заняты в различных сферах деятельности, занимают разное общественное положение, могут даже быть не знакомы, но все имеют диплом одного и того же учебного заведения. Также и с организованными преступными сообществами, только у них нет даже однотипных дипломов.