Александр Каменец - «Сказка – ложь, да в ней намек…» Социально-педагогический анализ русского сказочного фольклора

Емеля попадает в орбиту властей (короля), прельстившись обещанием получить в дар красивую одежду. Для него в служении властям важны не какие-то материальные блага, а скорее эстетические и привлекательные для окружающих свойства. При этом не важна одежда как знак какого-либо служения (мундир), как знак отнесения себя к определенному социальному статусу. Емеля, проявляя внутреннюю независимость, живет в мире собственных социальных, нравственных и эстетических оценок, не вникая в значимость содержания активности, навязываемой враждебным окружением.

Неожиданный поворот в судьбе Емели происходит благодаря любви к нему королевской дочери. Если до этого Емеля пользовался результатами благодарности и человеколюбия щуки, то теперь в его жизнь вошла любовь, во имя которой приходится жертвовать свободой и жизнью. Характерно, что Емеля и здесь благодаря внутренней независимости от давления внешнего зла не испытывает до поры до времени неудобства от физической изоляции, поскольку он внутренне свободен. Но именно благодарность щуки и любовь супруги освобождают его от физического заключения и приводят к счастливому финалу. В сказке выражается, таким образом, твердая вера в то, что даже самое незаметное доброе дело в сочетании с чувством собственного достоинства способны обеспечить человеку в конечном счете выход из самых трудных жизненных ситуаций. Такой вывод можно оценивать и как стратегический путь полноценной социализации личности.

«Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые Бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работой каждый день занудили, заморочили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.

А были у хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя Двуглазка, а меньшая – Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно – ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого.

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:

– Коровушка-матушка, меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать. А коровушка ей в ответ:

– Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано.

Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка – все готово: и наткано, и побелено, и покатано. Отнесет к мачехе, та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст.

Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.

Дивится старуха, зовет Одноглазку:

– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:

– Спи, глазок, спи глазок!

Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает:

– Спи глазок, спи, другой!

Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.

Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее страшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:

– Спи глазок, спи, другой! – а об третьем забыла.

Два глаза заснули, а третий и все видит, все – как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

– Режь рябую корову!

Старик так, сяк:

– Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!

– Режь, да и только!

Наточил ножик…

Побежала Хаврошечка к коровушке:

– Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.

– А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.

Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая – боже мой!

Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные, кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит близко – тот заглядывается.

Случилось раз – девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин – богатый, кудреватый, молоденький. Увидел яблочки, затрогал девушек:

– Девицы-красавицы! – говорит он – Кто из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоковысоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить – листья глаза засыпают, хотели сорвать – сучья косы расплетают; как ни бились, ни метались – ручки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка, и веточки наклонились, и яблочки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать».

Социально-педагогический комментарий.Эта сказка впечатляет своим глубоким трагизмом и в то же время жизнеутверждающей силой. Ситуация социального сиротства главной героини отягчается отвратительным к ней отношением других членов семьи. Особая жестокость с элементами садизма мачехи в отношении к Хаврошечке является характерным симптомом асоциального поведения «господ» по отношению к своим «слугам». Помыкание прислуживающими людьми и мучительство по отношению к зависимым от «господ» «слугам» является особой жизненной философией торжествующих хамов, убежденных в том, что подчиненные им люди должны страдать, мучиться, постоянно ощущать свою никчемность, чтобы у них уже не оставалось ни моральных, ни физических сил на утверждение собственной правды, основанной на гуманизме, честном труде и любви к ближним. «Сильным мира сего» очень важно постоянно поддерживать атмосферу ожесточенности, ненависти, страдания для тех, кто им подчиняется. В этом состоит особая сладость власти и собственной безнаказанности. Хозяева Хаврошечки спекулируют на идее труда как почетной обязанности и, соответственно, своем моральном праве контролировать результаты труда Хаврошечки, которая должна им быть обязанной до конца своей жизни. В такой позиции угадывается характерная оценка себя некоторыми «эффективными собственниками» как благодетелей, создающих рабочие места, даже если эти места являются невыносимым рабством для подчиненных им тружеников.