Анна Кимерлинг - Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи

В послевоенные годы сохранял свою силу принятый в преддверии войны Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», согласно которому опоздания, прогулы и самовольный переход рабочих с одного предприятия на другое серьезно карались. За самовольный уход с работы народный суд мог вынести приговор о тюремном заключении сроком от 2 до 4 месяцев. Прогул без уважительной причины карался исправительно-трудовыми работами по месту работы на срок до 6 месяцев с удержанием из заработной платы до 25 % [212] См.: http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_4252.htm . . При этом начальники учреждений, покрывавшие прогульщиков или принимавшие на работу тех, кто «самовольно» перешел к ним с другого предприятия в годы войны, сами стали подвергаться судебному преследованию [213] Там же. .

На практике даже через два-три года после окончания войны народные суды и трибуналы были по-прежнему завалены делами о «дезертирах» с работы. Только на заводах им. Сталина, им. Молотова, им. Дзержинского (г. Молотов) в 1947 г. и в первом квартале 1948 г. было составлено и передано в народные суды 6493 дела о прогулах и дезертирстве, а всего по области под суд попали 32 375 человек. За 5 месяцев 1948 г. было отдано под суд 12 643 человека [214] Справка о результатах проверки и изучения практики отдачи рабочих под суд за прогулы в промышленных предприятиях области и осуждения несовершеннолетних детей. Машинопись // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 442. Л. 145. . Наиболее частыми мотивами «дезертирства» были следующие: плохие условия работы стояли на первом месте, отсутствие по болезни, не подтвержденной документами, – на втором, затем примерно в равном количестве следовали поездка в деревню по личным вопросам, перевод на другую работу без личного согласия, опоздание при возвращении из отпуска, из-за отсутствия одежды и обуви, в связи с опозданием поездов [215] Там же. Л. 150. . Оформление дел на «дезертиров» велось по наработанному шаблону: «на предприятиях треста “Коспашуголь” и Краснокамской печатной фабрике Гознак изготовлены в типографии специальные бланки – заявления в суд (нужно только поставить фамилию), в которых содержится перечень приложений: 1. Объяснение “прогулявшего”. 2. Справка на “прогулявшего”» [216] Там же. Л. 146. .

Значительное количество дел о трудовом «дезертирстве» находилось на рассмотрении военных трибуналов, что также было продолжением практики военных лет. Основанием являлся Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 г., ужесточивший уголовные наказания за самовольный уход с работы на военных предприятиях до 5–8 лет заключения. По этим делам судили не народные суды, а военные трибуналы. Разбирательства по «дезертирству» с трудового фронта были основным видом дел, рассматриваемых в трибуналах послевоенных лет. Например, в третьем квартале 1947 г. военный трибунал войск Министерства внутренних дел Молотовской области рассмотрел 965 дел в соответствии с Указом от 26 декабря 1941 г., в то время как на все остальные преступления приходилось только 54 дела [217] Доклад о работе Военного трибунала войск МВД Молотовской области за 4 квартал 1947 г. Машинопись // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 136. Л. 43. .

В борьбе с «трудовым дезертирством» активно участвовали и газеты. Так, орган партбюро, шахткома и управления новых Гремячинских шахт «Гремячинский рабочий» регулярно размещал на своих полосах заметки под таким заголовком, как «Дезертиры производства наказаны». Каждая подобная публикация обычно содержала краткие описания от двух до четырех случаев «дезертирства» и приговоры военного трибунала и народного суда. Большинство означенных «дезертиров» были пойманы в родном селе, куда «они сбежали, покинув работу, демобилизовались» самовольно.

Однако имели место и особые случаи. Так, рабочий оборонного завода им. Сталина А. Дмитриев писал в своем дневнике: «Я, например, уже мог бы быть несколько раз отдан под суд за опоздания на работу, но мне все это сходит, т. к. я это делаю так хитро, что никто даже и не замечает моих опозданий» [218] Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 8 (Записки о жизни). Запись от 04.05.1946. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 12. Л. 58 об. . Запись от 5 ноября 1946 г. гласила:

«Сегодня опять опоздал на час, но, как обычно, все у меня сошло благополучно. Только в табельной смена не отмечена, так я ее потом отмечу» [219] Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 8 (Записки о жизни). Запись от 05.11.1946. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 12. Л. 93– 93 об. .

Такого рода записи встречались несколько раз, и всегда Дмитриев оставался безнаказанным. 21 ноября 1946 г. он писал в дневнике, что «сейчас, пожалуй, опаздывать на работу не придется, т. к. в табельной цеха ввели очень строгий учет» [220] Личные дневники А. И. Дмитриева. Дневник № 8 (Записки о жизни). Запись от 21.11.1946. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 6330. Оп. 5. Д. 12. Л. 96 об. .

На самом деле он и потом, например в 1947 г., опаздывал либо вообще не ходил на работу (оформлял отгулы задним числом).

Всем без исключения рабочим, несмотря ни на какие личные обстоятельства, нельзя было покидать место своей работы. Если солдаты-фронтовики возвращались домой, то мобилизованные рабочие после окончания войны годами оставались вдали от своих семей. Особенно жестоким выглядит пример с рабочим завода № 172, у которого в районном центре Нытва остались жена и пятеро детей. Он написал целую серию жалоб, пытаясь вернуться домой:

«Я был мобилизован на время войны 28 ноября 1941 года из г. Нытва, где и сейчас проживает моя семья, каковая находится на иждивении, жена и пятеро малых детей в возрасте от 12 до трех лет. Мне отсюда невозможно воспитывать такую семью. Я обращаюсь к вам уже вторично, разговаривали мы с вами в октябре м-це и я дал согласие проработать до 1 января, уже февраль и я все не могу добиться расчета… В случае отказа… я вынужден буду оставить работу самовольно… жить на два дома я больше не в силах» [221] Заявление от рабочего завода № 172 цеха № 15 Каменских – Секретарю Молотовского обкома ВКП(б), 6 февраля 1948 г. Рукопись // ПермГАНИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 516. Л. 27. .

Ему ответили, что вернуться домой он сможет, когда из Нытвы пришлют на замену другого токаря. А откуда бы смогли найти в маленькой Нытве свободного токаря, который без всякой мобилизации захотел бы поехать в г. Молотов на работу, да и кто бы стал его искать? Об этом письмо умалчивало.

Следует отметить, что практика трудовой мобилизации продолжалась до середины 1950-х годов. Многие старались любой ценой уклониться от мобилизации в те отрасли промышленности, которые отличались особо тяжелыми условиями труда. «Молодежь сотнями уходит из колхозов, чтобы только избежать мобилизации в лес», – говорил о проблемах лесозаготовительной промышленности секретарь обкома К. Хмелевский в 1948 г. Но без такой мобилизации эти отрасли не справлялись с планами.