Владимир Высоцкий - Избранное

Да нет! Живу не возле «Сокола»,

В Париж пока что не проник…

Да что вы все вокруг да около!

Да спрашивайте напрямик!

Теперь я к основному перейду.

Один, стоявший скромно в уголочке,

Спросил — А что имели вы в виду

В такой-то песне и такой-то строчке? —

Ответ — Во мне Эзоп не воскресал.

В кармане фиги нет, не суетитесь!

А что имел в виду, то написал.

Вот, вывернул карманы — убедитесь!

Да нет! Живу не возле «Сокола»

В Париж пока что не проник…

Да что вы все вокруг да около!

Да спрашивайте напрямик!

[1971]

* * *

Зарыты в нашу память на века

И даты, и события, и лица.

А память, как колодец, глубока.

Попробуй заглянуть — наверняка

Лицо — и то неясно отразится.

Разглядеть, что истинно, что ложно,

Может только беспристрастный суд.

Осторожно с прошлым, осторожно, —

Не разбейте глиняный сосуд.

Одни его лениво ворошат,

Другие — неохотно вспоминают,

А третьи даже помнить не хотят, —

И прошлое лежит, как старый клад,

Который никогда не раскопают.

И поток годов унес с границы

Стрелки — указатели пути.

Очень просто в прошлом заблудиться

И назад дороги не найти.

С налета не вини — повремени!

Есть у людей на все свои причины.

Не скрыть, а позабыть хотят они

Ведь в толще лет еще лежат в тени

Забытые заржавленные мины.

В минном поле прошлого копаться

Лучше без ошибок, потому,

Что на минном поле ошибаться…

Нет! Не удавалось никому.

Один толчок — и стрелки побегут,

А нервы у людей не из каната,

И будет взрыв, и перетрётся жгут…

Ах, если люди вовремя найдут

И извлекут до взрыва детонатор!

Спит Земля спокойно под цветами,

Но еще находят мины в ней.

Их берут умелыми руками

И взрывают дальше от людей.

[1971]

* * *

Так случилось — мужчины ушли,

Побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон —

Растворились в дорожной пыли.

Вытекают из колоса зерна —

Эти слёзы несжатых полей,

И холодные ветры проворно

Потекли из щелей.

Мы вас ждём — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей!

Ивы плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

Мы в высоких живём теремах,

Хода нет никому в эти зданья —

Одиночество и ожиданье

Вместо вас поселились в домах.

Потеряла и свежесть, и прелесть

Белизна ненадетых рубах,

Даже старые песни приелись

И навязли в зубах.

Мы вас ждем — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей!

Ивы плачут по вас,

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

Всё единою болью болит,

И звучит с каждым днем непрестанней

Вековечный надрыв причитаний

Отголоском старинных молитв.

Мы вас встретим и пеших, и конных,

Утомленных, нецелых, — любых.

Только б не пустота похоронных,

Не предчувствие их.

Мы вас ждем — торопите коней!

В добрый час, в добрый час, в добрый час!

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей!

Ибо плачут по вас

И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины.

[1971]

Я помню райвоенкомат:

«В десант не годен. Так-то, брат!

Таким, как ты, там невпротык», — и дальше смех, —

Мол, из тебя какой солдат?

Тебя хоть сразу в медсанбат.

А из меня такой солдат, как изо всех.

А на войне как на войне.

А мне и вовсе — мне вдвойне,

Присохла к телу гимнастёрка на спине.

Я отставал, сбоил в строю,

Но как-то раз в одном бою,

Не знаю чем, я приглянулся старшине.

Шумит окопная братва:

«Студент! А сколько — дважды два?

Эй, холостой, а правда, графом был Толстой?

А кто у Гоголя жена?»

Но тут встревал мой старшина:

«Иди поспи, ты не святой, а утром бой».

И только раз, когда я встал

Под пули в рост, он закричал:

«Ложись!» — и дальше пару слов без падежей,—

К чему, мол, дырка в голове?

И вдруг спросил: «А что, в Москве

Неужто вправду есть дома в пять этажей?»

Над нами шквал — он застонал,

И в нём осколок остывал.

И на вопрос его ответить я не смог.

Он в землю лёг за пять шагов,

За пять ночей и за пять снов —

Лицом на Запад и ногами на Восток.

[1971]

Я стою, стою спиною к строю.

Только добровольцы — шаг вперёд.

Нужно провести разведку боем.

Для чего — да кто ж там разберёт.

Кто со мной, с кем идти?

Так — Борисов, так — Леонов,

И еще один тип

Из второго батальона.

Мы ползём, к ромашкам припадая.

Ну-ка, старшина, не отставай!

Ведь на фронте два передних края —

Наш, а вот он — их передний край.

Кто со мной, с кем идти?

Так — Борисов, здесь Леонов,

И ещё этот тип

Из второго батальона.

Проволоку грызли без опаски.

Ночь. Туман. И не видать ни зги.

В двадцати шагах чужие каски

С той же целью — защитить мозги.

Кто со мной, с кем идти?

Здесь Борисов, здесь Леонов.

Ох, ещё этот тип

Из второго батальона!..

Скоро будет «Надя с шоколадом»:

В шесть они подавят нас огнём.

Хорошо! Нам этого и надо.

С богом! Потихонечку начнём.

Ну! Кому пофартит?

Вот — Борисов, вот — Леонов.

Да! Ещё этот тип

Из второго батальона.

Пулю для себя не оставляю!

Всё нормально, рассекречен дзот.

Этот тип, которого не знаю,

Очень хорошо себя ведёт.

С кем обратно ползти?

Где Борисов? Где Леонов?

Правда, жив этот тип

Из второго батальона.

На НП, наверное, в восторге,

Но фуражки сняли из-за нас.

Правильно, считай, что двое в морге,

Двое остаются про запас.

С кем ещё раз идти?

Где Борисов? Где Леонов?

Ранен в голову тип

Из второго батальона.

Я стою спокойно перед строем.

В этот раз стою к нему лицом.

Кажется, чего-то удостоен,

Награждён и назван молодцом.

С кем в другой раз идти?

Где Борисов, где Леонов?

И парнишка затих

Из второго батальона.

[1971]

За нашей спиною остались

паденья,

закаты.

Ну, хоть бы ничтожный,

ну, хоть бы

невидимый

взлёт!

Мне хочется верить,

что чёрные

наши

бушлаты

Дадут нам возможность

сегодня

увидеть

восход.

Сегодня на людях

сказали:

«Умрите

геройски!»

Попробуем — ладно!

Увидим,

какой

оборот.

Я только подумал,

чужие

куря

папироски:

«Тут кто как сумеет, —

мне важно