Владимир Высоцкий - Избранное

Тем, кто, с жизнью расставаясь,

Не хотел рубить концы.

А потом будут Фиджи и порт Кюрасау,

И еще черта в ступе, и бог знает что,

И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —

Все, куда я ногой не ступал, но зато —

Пришвартуетесь вы на Таити

И прокрутите запись мою.

Через самый большой усилитель

Я про вас на Таити спою.

Чтоб я знал — не зря стараюсь,

Чтоб концов не отдавал,

От земли не отрываясь,

Чтобы всюду побывал.

И опять, словно бой начиная на ринге,

По воде продвигается тень корабля.

В напряженьи матросы, ослаблены шпринги,

Руль полборта налево — и в прошлом земля.

[1971]

Поэтам а прочим, но больше — поэтам

Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт,

А если в точный срок — так в полной мере.

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же — в петлю слазил в «Англетере».

А в тридцать три Христу… (Он был поэт, он говорил:

«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол.)

Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,

Чтоб не писал и чтобы меньше думал.

С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.

Вот и сейчас как холодом подуло:

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль

И Маяковский лёг виском на дуло.

Задержимся на цифре 37. Коварен Бог —

Ребром вопрос поставил: или — или.

На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо,

А нынешние как-то проскочили.

Дуэль не состоялась или перенесена,

А в тридцать три распяли, но не сильно.

А в тридцать семь — не кровь, да что там кровь — и седина

Испачкала виски не так обильно.

Слабо стреляться? В пятки, мол, давно ушла душа?

Терпенье, психопаты и кликуши!

Поэты ходят пятками по лезвию ножа

И режут в кровь свои босые души.

На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».

Укоротить поэта! — вывод ясен.

И нож в него — но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен.

Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр!

Томитесь, как наложницы в гареме:

Срок жизни увеличился, и может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время!

[1971]

* * *

Истома ящерицей ползает в костях,

И сердце с трезвой головой не на ножах.

И не захватывает дух на скоростях,

Не холодеет кровь на виражах.

И не прихватывает горло от любви,

И нервы больше не внатяжку, хочешь — рви,

Провисли нервы, как веревки от белья,

И не волнует, кто кого — он или я.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не пью воды, чтоб стыли зубы, ключевой,

И ни событий, ни людей не тороплю.

Мой лук валяется со сгнившей тетивой,

Все стрелы сломаны, я ими печь топлю.

Не напрягаюсь и не рвусь, а как-то так.

Не вдохновляет даже самый факт атак.

Сорвиголов не принимаю и корю,

Про тех, кто в омут с головой, — не говорю.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

И не хочу ни выяснять, ни изменять,

И ни вязать, и ни развязывать узлы.

Углы тупые можно и не огибать,

Ведь после острых — это не углы.

Любая нежность душу не разбередит,

И не внушит никто, и не разубедит.

А так как чужды всякой всячине мозги,

То ни предчувствия не жмут, ни сапоги.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Не ноют раны, да и шрамы не болят —

На них наложены стерильные бинты.

И не зудят, и не свербят, не теребят

Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.

Свободный ли, тугой ли пояс — мне-то что.

Я пули в лоб не удостоюсь — не за что.

Я весь прозрачен как раскрытое окно

И неприметен как льняное полотно.

На коне — толкани — я с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

Ни философский камень больше не ищу,

Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень.

Не посягаю, не стремлюсь, не трепещу

И не пытаюсь поразить мишень.

Устал бороться с притяжением земли.

Лежу — так больше расстоянье до петли.

И сердце дёргается, словно не во мне.

Пора туда, где только «ни» и только «не».

Толка нет, толкани — и с коня.

Только «не», только «ни» — у меня.

[1971]

Сон мне снится — вот те на:

Гроб среди квартиры.

На мои похорона

Съехались вампиры.

Стали речи говорить —

Всё про долголетие.

Кровь сосать решили погодить,

Вкусное — на третье.

В гроб вогнали кое-как,

Самый сильный вурдалак

Втискивал и всовывал,

Плотно утрамбовывал,

Сопел с натуги, сплевывал

И желтый клык высовывал.

Очень бойкий упырёк

Стукнул по колену,

Подогнал и под шумок

Надкусил мне вену.

Умудрённый кровосос

Встал у изголовия

И вдохновенно произнёс

Речь про полнокровие.

И почётный караул

Для приличия всплакнул,

Но чую взглядов серию

На сонную артерию.

А если кто пронзит артерию,

Мне это сна грозит потерею.

— Погодите, спрячьте крюк!

Да куда же, чёрт, вы?!

Я же слышу, что вокруг,—

Значит, я не мёртвый.

Яду капнули в вино,

Ну, а все набросились.

Опоить меня хотели, но

Опростоволосились.

Тот, кто в зелье губы клал,

В самом деле дуба дал,

Ну, а мне как рвотное

То зелье приворотное.

Здоровье у меня добротное,

И закусил отраву плотно я.

Почему же я лежу,

Дурака валяю?

Почему я не заржу,

Их не напугаю?

Я б их мог прогнать давно

Выходкою смелою.

Мне б пошевелиться, но…

Глупостей не делаю.

Безопасный, как червяк,

Я лежу, а вурдалак

Со стаканом носится —

Сейчас наверняка набросятся.

Ещё один на шею косится…

Ну, гад, он у меня допросится!

Кровожадно вопия,

Высунули жалы,

И кровиночка моя

Полилась в бокалы.

Погодите, сам налью.

Знаю сам, что вкусная.

Нате, пейте кровь мою,

Кровососы гнусные!

Я ни мышцы не напряг,

Не пытался сжать кулак,

Потому что кто не напрягается —

Тот никогда не просыпается,

Тот много меньше подвергается

И много дольше сохраняется.

Вот мурашки по спине Смертные крадутся,

А всего делов-то мне Было — шевельнуться.

Что? Сказать чего боюсь?

А сновиденья тянутся…

Да того, что я проснусь,

А они останутся.

Мне такая мысль страшна,

Что сейчас очнусь от сна

И станут в руку сном мои

Близкие знакомые,

Живые, зримые, весомые,

Мои любимые знакомые.

Вдруг они уже стоят,

Жала наготове.

Очень выпить норовят

По рюмашке крови.

Лучше я еще посплю,—

Способ — не единственный,

Я во сне перетерплю,

Я во сне воинственный.

Пусть мне снится вурдалак —

Я вот как сожму кулак,

И в поддых, и в хрящ ему!

Да где уж мне, ледащему

И спокойно спящему

Бить по-настоящему.

[1969–1971]

Есть телевизор — подайте трибуну!