Леонид Фролов - Сватовство

На других-то смотришь — и сердце ноет: не знают ведь этого, не понимают и понять не хотят. «У меня мужик худ…» — «У меня еще хуже…» Да ведь вас, ведьмы, самих хуже нет: счастье у вас в руках, а вы от него отказываетесь. Мужика упустить легко, а каково одной жить…

Кажись бы, воротись к Павле молодость — за любым мужиком ужилась бы, любого счастливым сделала бы и сама бы счастливой была. Как только не поймут этого девки?

Вот и Вера: слава богу, не шестнадцать годков. Пора подумать и о семье. Ну да Вера ладно. Потихонечку, полегонечку, а телега с места пойдет. Вере с Митькой-то подфартило. У этого из рук ничего не выпадет. Дом как полная чаша будет. Да войдут в любовь, так и помирать не захочется ни тому, ни другому. Вот как с Митькой-то.

Павла Ивановна провозилась всю ночь. И пить вставала — пересыхало в горле; и на часы-то смотрела бегала, подсвечивая спичкой; и думы-то все передумала, а заснуть не могла. Голова стала совсем худая, две рюмки выпила — и беспокойство на целую ночь.

К утру вот еще заломило в висках: бессонница ли, похмелье ли дали о себе знать.

Утром надо бы печь топить, а Павла Ивановна совсем разохалась. Старость не радость. Не дай бог доживать до таких годов.

— Ты чего, Ивановна, стонешь? — спросил Митька.

— Ой, Митя, всю головушку разломило. Ведь сколько раз себе говорила: уж раз нельзя пить, так не пей. Не вино, а зараза какая-то.

— Ну, вот видишь, — сказал Митька. — А мы-то, думаешь, мед пьем? И мы заразу.

Павла Ивановна слабо улыбнулась и махнула рукой: балаболка, мол, ты, балаболка и есть.

Вера стала растоплять печь. Слышно было, как занималась огнем береста, как Вера складывала на лопату дрова и сбрасывала их на пламя.

Другой бы какое дело до хозяйской заботы, а эта взялась. Ой, хорошая будет баба.

Митька выскочил из-под одеяла, присел три раза — называется, сделал зарядку — и стал одеваться.

— Ивановна, куда пальто у меня запрятала?

— Да, погоди, позавтракаешь.

— Нет, Ивановна, на Красавино надо бежать. Там Коля Ванечкин меня дожидается.

— Да умойся хоть…

Митька подошел к изголовью Ивановны, нагнулся и шепнул на ухо:

— Девки-то или не оближут? — и сам засмеялся.

Он отказался от завтрака, ссылаясь на плохой аппетит, попрощался, смущаясь, с Верой и уже у порога сказал:

— Я, Ивановна, на выходные приеду к тебе. Дров помогу пилить.

— Дров так дров, — сказала Ивановна, усмехаясь. — С Верой попилите.

Митька выскочил из избы. А Ивановна лежала и все улыбалась: «Ишь ты, на выходные приедет. И без подсказки сообразил». А потом вспомнила, как он на ухо шептал ей про девок, которые будут его облизывать, — вслух-то при Вере все-таки застеснялся — и тихонечко засмеялась. Это хорошо, когда парень стесняется.

Школа в Раменье была просторная. Когда ее строили, видно, не думали, что останется в ней всего-навсего девятнадцать учеников и что всех их собьют в один класс. Замах у строителей был на то, чтобы в любой день можно было открыть семилетку: четыре классные комнаты, пионерская, учительская да еще и директорский кабинет. Стоило выгородить в коридоре закуток, поставить парты в него, в директорский кабинет, в пионерскую комнату — и семилетка готова.

Теперь вот пустует все. На дверях лишь таблички остались: первый класс, второй, третий, четвертый. Приезжал недавно инспектор роно, походил по школе, поежился.

— Вы, — говорит, — хоть бы таблички сняли.

— А мы надеемся на лучшие времена, — ответила Вера.

— Ну, а «4-й класс» из каких соображений держите? Как памятник?

— Нет, в надежде, что министерство наше одумается.

Инспектор промолчал. Видно, и сам не очень-то был согласен с передачей четвертого класса в восьмилетнюю школу.

— Да-а, — сказал он, — будь еще класс — наверно бы, двадцать-то шесть учеников и набрали б. А это уже две учительские ставки. Теперь вот у нас в районе всего одна двухкомплектная школа — в Шуботе.

Вера подумала, что, может, для города передача четвертого класса из начальной школы в восьмилетнюю и хорошее дело, а для села — беда. Как ни крутись, на три класса двадцати шести человек не собрать на Раменье. А двадцати шести не собрать — значит, одной и учительствовать. Но скажите мне, какая учеба, когда три класса вместе сидят? Одним одно объясняешь, другим другое, а третьи свое не делают, слушают, что говорят соседям. Ведь взрослого человека в такой класс посади, он и то начнет головой крутить.

Из-за одного этого уезжают из Раменья люди, увозят детей.

Вслед за учениками и учителя едут — кому охота в такой школе работать. Правду Павла Ивановна говорит: «Как кукушка кукуешь». Словом не с кем обмолвиться. И впрямь одна дорога для Веры осталась — замуж.

Вера вспомнила о Митьке и засмеялась: чудно уж очень, приехал свататься, а о невесте, кроме имени-отчества, ничего не знает. Да разве так-то она пойдет? Она ведь в своем уме. Уж лучше положенные три года отработать в Раменье честь по чести, а потом уехать отсюда, глядишь, и встретишь где-то хорошего человека.

Мамочки, три года… Да через три года стукнет ей двадцать восемь, да хорошие-то парни в этом возрасте все женаты.

Вера достала тетради третьеклассников с контрольной по математике. Делом хоть заняться, а то всякая чепуха лезет в голову. С этой Павлой Ивановной до того заневестилась, что дальше некуда.

А на Ивановну-то зачем сердиться? Она же от доброго сердца… Сама нажилась без мужа, так рада всех замуж выдать.

«Вот постой, Ивановна, скоро будут каникулы, уеду на юг да и окручу там какого-нибудь вдовца. Хотя вдовца-то зачем? Мне ведь не сорок лет — нет, холостого найду».

Тьфу!.. Опять двадцать пять. Вера открыла тетрадь, всмотрелась в колонки цифр, приткнулась красным карандашом к первому столбику да так и притихла.

Ведь суббота завтра. Митька на выходные приедет. Господи, да как она забыла об этом? Снова свататься будет? Или ухаживать начнет? Да как ухаживать, когда она все равно знает о его намерениях, когда все время будет думать, что вот сейчас он и скажет то, ради чего и затеян этот приезд. И о чем с ним говорить? Он вон весь вечер тогда просидел молчком, невесте даже не улыбнулся. Ну а о чем им разговаривать? Что у них общего?

А все-таки интересно, как он себя поведет. По рассказам Ивановны, не такой уж он и тихоня. И работяга большой, все может сделать.

Ой, да разве в том только счастье, что у него из рук ничего не выпадет, — счастье-то совсем ведь в другом, в любви оно.

Был у Веры в институте роман. Влюбилась по уши. В хорошего парня влюбилась. Да в педагогических, наверно, всегда так бывает: на одного парня сто претенденток. Не получилась у них любовь.

Ну, было еще что-то в школьные годы. Не поймешь и что. Так, обмен взглядами. Но всякий раз, когда вспомнишь об этом, щемит почему-то сердце.