Вашингтон Ирвинг - Альгамбра

У испанских монархов существовала традиция регулярно поклоняться предкам, поэтому их останки не предавались земле, а хранились в подземных склепах, какой, безусловно, имелся в соборе Гранады. Венценосные посетители спускались в некрополь по лестнице, устроенной здесь же, между гробницами, правда, в обычные дни выход на нее прикрывала тяжелая решетка. Прах Фердинанда, Изабеллы, Филиппа Красивого и Хуаны Безумной до сих пор находится в больших черных гробах. Легко представить ощущения тех, кто не по собственной воле пребывал в этом помещении. Добровольцев, особенно современных, скорбные чувства не гнетут, к тому же светлый мягко мерцающий мрамор стен создает отнюдь не кладбищенскую обстановку. Сегодня в гранадском склепе царит история, поэтому туристы, в отличие от королей, охотно проводят в нем несколько дозволенных минут.

С 1545 года в течение нескольких десятилетий в склепе Королевской капеллы хранились останки Марии, португальской принцессы, первой из четырех жен Филиппа II. Браки между королевскими домами Кастилии и Португалии совершались часто и многие их члены были родственниками. Инфанта приходилась сыну Карла V кузиной, что не помешало ни супружеству, ни влюбленности, которую, если верить историкам, Филипп испытывал к невесте. Они встретились только у алтаря, куда Мария прибыла буквально с дороги. Описывая приезд будущей королевы, летописцы настолько увлеклись эффектным зрелищем, что самой виновнице торжества, ее личности и дальнейшей жизни в Испании в источниках того времени уже не осталось места.

При въезде в город принцессу окружало небольшое войско, состоящее из пехоты и кавалерии, сверкавших золотом парадных мундиров. Кроме военных, в свиту входили ректор и профессора университета Саламанки, облаченные в длинные мантии, отделанные мехом горностая. Рядом с ними ехали испанские судьи в официальных одеждах из малинового бархата, в белых чулках и башмаках с большими пряжками. В свете тысяч факелов, среди грома музыки, фейерверка, оглушительных криков толпы, блистательное шествие вступило в город, где 16-летний жених, скрывшись в толпе, впервые увидел свою избранницу.

Мария Португальская ехала на муле, сидя в серебряном седле, из-под которого почти до земли свисал парчовый чепрак. Ее платье, сшитое из серебряной ткани с вышивкой золотыми цветами, дополнялось кастильской накидкой из фиолетового бархата, тоже расшитой золотом. Великолепный наряд завершала шляпа с белыми и голубыми перьями. «К чему все это послужило?» — воскликнул, правда по другому поводу, известный испанский историк. Неинтересная ни супругу, ни обществу всего через два года королева перебралась из дворца в гранадский склеп, где по-прежнему находилась в тени выдающихся родственников.

Сегодня в Королевской капелле размещается музей, где, помимо царственных останков, выставлены произведения голландской живописи. В XVI—XVII веках Нидерланды входили в состав империи, управляемой испанскими королями. Юные годы Карла V прошли во Фландрии, где императора любил и народ, и дворянство. Совсем иные чувства к голландцам испытывал его сын Филипп II, истинный патриот своей родины, испанец по месту рождения и характеру. Не скрывая неприязни к подвластному народу, он старался оградить себя от всего, что напоминало ему страну тюльпанов и ее добрых, трудолюбивых жителей. Во времена его правления обе державы находились в состоянии открытой вражды, что, безусловно, повлияло на культурный обмен.

Большую часть фондов музея Королевской капеллы составляют не великолепные фламандцы, а менее известные мастера XV века, исполнявшие заказы Изабеллы. Именно ее собрание явилось основой интересной экспозиции, куда вошли произведения Ханса Мемлинга, Рогира ван дер Вейдена, а также знаменитый триптих Дирка Боутса со сценами Страстей Господних.

Выставленная в соседнем зале картина «Поклонение волхвов» исполнялась специально для Изабеллы и вначале, видимо, составляла часть складня, который королева всегда возила с собой. Картина небольшого размера написана маслом на дереве. Чувствуется, что художник боготворил голландскую живопись, хотя сам превосходил ее, по крайней мере, в понимании композиции и колорита. Его полотна располагают к себе декоративным узором, но больше всего — стремлением автора к непосредственности в выражении чувств, иногда доходящей до наивности. Видно, что автор намеренно увел интерьер и пейзаж на задний план, заполнив фигурами почти всю поверхность полотна. Тогда подобное решение казалось революционным, а впоследствии так строили композицию почти все испанские мастера.

Работая над убранством собора, художники разных поколений и школ не могли не оставить следов, относящихся к культуре своего времени. В законченном виде здание восхищало классической красотой, гармонией форм и отделки.

Пышность испанского барокко символизировала золотой век местного искусства, точнее, последний его этап, начавшийся и завершившийся в XVIII столетии.

По решению властей, главной церкви Гранады надлежало стоять в стороне от Альбайсина, чтобы мусульманский дух не осквернял священных стен и не смущал тех, кто встал на путь истинной веры. В сегодняшней Испании католичество сохраняет статус государственной религии, хотя отношение к ней со стороны жителей зачастую носит формальный характер.

Изменившееся мировоззрение коснулось в том числе и ритуальной стороны, но городские храмы по-прежнему многолюдны. Однако теперь люди не устремляются толпами на воскресные мессы, а предпочитают стоять на улице, разглядывая проходящих мимо прихожан. Около половины испанских школьников учатся в католических школах: подросткам приходится зубрить катехизис, знание которого необходимо в день первого причастия.

Несмотря на то что Испания перестала быть страной религиозного фанатизма, отголоски былой набожности можно почувствовать в дни святых, отмечаемых с языческим разгулом. В наши дни церковь не преследует еретиков, никого не пытает и не сжигает, а напротив, с уважением относится к каждому христианину и с нетерпением ожидает новых святых, чтобы дополнить календарь праздничными днями.

Воображение неопытного путешественника рисовало Испанию XIX века краем южной неги, столь же пышным и живым, как, например, Италия. Однако таковыми были только прибрежные провинции; в глубинной части Иберия оставалась суровым краем, пустынным, безмолвным и безлюдным, удивляющим и пленяющим своей первозданной дикостью.