Вашингтон Ирвинг - Альгамбра

В давние времена, несколько сот лет назад, жил-был благородный кастильский рыцарь по имени Дон Муньо Санчо де Инохоса, владелец пограничного замка, о который разбились многие мавританские набеги. У него была своя дружина, семьдесят конных ратников старого кастильского закала: опытные воины, лихие наездники, железные люди. С ними он выезжал на мавров и стяжал грозную славу по ту сторону границы. Стены чертога его замка были увешаны знаменами, саблями и мусульманскими шлемами, добытыми в боях. Дон Муньо был к тому же страстным охотником: он держал собак всех пород, быстроногих скакунов и ловчих птиц для несравненной соколиной забавы. В передышках между походами он выезжал на охоту в окрестные леса: лаяли псы, трубили рога, у Дона Муньо было кабанье копье в руке или кречет на перчатке, и за ним мчалась охотничья свита.

У жены его, Доньи Марии Паласин, нрав был тихий и кроткий, и она едва ли годилась в супруги столь отважному и дерзновенному рыцарю; реки слез проливала она, когда ее муж отправлялся в свои отчаянные походы, и неустанно молилась, чтобы он вернулся цел и невредим.

Однажды на охоте этот доблестный рыцарь, укрывшись в зарослях у края зеленой прогалины, разослал загонщиков по лесу поднять и гнать на него зверя. Откуда ни возьмись, на лужайку вдруг выехала веселая кавалькада мавров и мавританок. Они все были без оружия, зато разодеты на диво: в бархат, парчу, индийские шали; золотые запястья, поножи и украшения сверкали на солнце.

Во главе этой беспечной кавалькады ехал юноша с гордой и величавой осанкой, одетый пышнее других, а рядом с ним девица; ветер откинул ее покрывало, и она скромно потупила глаза, но ее нежное личико сияло радостью и любовью.

Дон Муньо возблагодарил звезды за такую добычу и порадовался, что одарит жену блестящими побрякушками с этих нечестивцев. Он поднес рог к губам, и лес содрогнулся от трубного звука. Со всех сторон примчались загонщики, и растерянные мавры вмиг стали пленниками.

Прекрасная мавританка в отчаянии заломила руки, а ее служанки разразились душераздирающими воплями. Один лишь юный мавританский рыцарь сохранил достоинство и выдержку. Он спросил, как зовут предводителя всадников. Ему ответили, что это Дон Муньо Санчо де Инохоса, и лицо его просветлело. Он приблизился к рыцарю и поцеловал его руку.

— Дон Муньо Санчо, — сказал он, — ты славишься как истинный и безупречный витязь, яростный в бою, но сведущий в благородных обычаях рыцарства. Надеюсь, что таков ты и есть. Пред тобою Абадил, сын мавританского правителя. Я ехал с этой дамой праздновать нашу свадьбу; по воле случая мы в твоей власти, но я полагаюсь на твое великодушие. Возьми все наши уборы и драгоценности, требуй какого хочешь выкупа, но избавь нас от оскорблений и бесчестия.

Выслушав эту просьбу и видя прелесть юной четы, славный рыцарь склонился душою к ласке и учтивости.

— Сохрани Бог, — сказал он, — чтобы я помешал столь счастливому браку. Но в плен я вас все же возьму и заточу в своем замке на целых пятнадцать дней: по праву сильного я хочу быть гостем на вашей свадьбе.

Сказав так, он отправил вперед самого быстрого всадника оповестить Донью Марию Паласин о прибытии свадебной процессии и образовал со своими охотниками почетный эскорт плененной кавалькады. Завидя их, в замке вывесили флаги, и трубы запели со стен; навстречу им опустился подъемный мост, и вышла Донья Мария со своими дамами и рыцарями, пажами и менестрелями. Она приняла Аллифру, юную невесту, в свои объятия, поцеловала ее с сестринской нежностью и повела в замок. Между тем Дон Муньо разослал гонцов во все стороны, в замок навезли всевозможной снеди и лакомств, и свадьбу справили торжественно и пышно. Пятнадцать дней в замке пировали и веселились. Были устроены воинские состязания и бои быков, танцы и музыка, лилось вино, звучали песни менестрелей. По истечении срока Дон Муньо поднес молодым великолепные подарки и благополучно переправил их через границу со всею свитою. Таковы были учтивость и великодушие испанского рыцаря прежних времен.

Несколько лет спустя король Кастилии призвал своих вассалов в поход на мавра. Дон Муньо Санчо откликнулся одним из первых и повел под королевское знамя семьдесят всадников, стойких и испытанных воинов. Донья Мария не могла оторваться от его груди.

— Ах, дорогой мой, — воскликнула она, — доколе ты будешь искушать судьбу и когда же ты утолишь свою жажду славы!

— Еще одна битва, — отвечал Дон Муньо, — еще одна, во славу Кастилии, и вот я приношу обет, что вслед за этим отложу меч и отправлюсь с моими рыцарями паломником ко Гробу Господню в Иерусалим.

Все рыцари принесли тот же обет, и Донья Мария немного утешилась, но все же на сердце у нее было тяжело, и печальным взглядом провожала она конников, пока стяг их не скрылся в лесу.

Король Кастилии повел свое войско на равнину Альманары, и здесь, неподалеку от Уклеса, они встретили мавританскую рать. Завязалась долгая и кровавая битва, христиане отступали и наступали вновь, одушевленные отвагой предводителей. Дон Муньо был изранен, но поля брани не покидал. Наконец христиане дрогнули, ряды их смешались, и королю грозил плен.

Дон Муньо призвал своих рыцарей на выручку.

— Настало время, — крикнул он, — постоять за государя. Мужайтесь! Мы бьемся за истинную веру, сложим же головы и обретем жизнь вечную!

Они встали живой стеной между королем и его преследователями и задержали погоню; король был спасен, но их спасать было некому. Они все бились до последнего вздоха. На Дона Муньо налетел могучий мавританский витязь, они сшиблись, и раненный в правую руку рыцарь был убит на месте. Когда сеча кончилась, мавр спешился у тела поверженного врага, чтобы снять его доспехи. Но, расстегнув шлем и увидев лицо Дона Муньо, он громко вскрикнул и ударил себя в грудь.

— Горе мне! — рыдал он. — Я убил своего благодетеля! О цвет воинской доблести! О самый великодушный в мире рыцарь!

Во время битвы на равнине Альманары Донью Марию Па-ласин терзала жестокая тревога. Она не сводила глаз с дороги из мавританских земель и беспрестанно спрашивала дозорного: «Что ты видишь?»

Однажды вечером, в сумеречный час, дозорный затрубил в рог.

— Я вижу в долине, — крикнул он, — большое шествие, христиане вперемешку с маврами. Впереди — стяг нашего господина.

— Добрые вести! — возгласил старый сенешаль [120] Сенешаль — в Средние века так именовали лицо, ответственное за внутренний распорядок при феодальных дворах, а также осуществлявшее судебные обязанности. . — Господин наш возвращается с победой и ведет пленников!