Хосе Гарсия Вилья - Во имя жизни

— Но послушайте дальше, господин мой епископ, а что, если тот молодой человек, о котором я говорю, женился на своей богине обманом, не поведав ей о своей первой клятве?

— Тогда этот человек не только лжец, но и святотатец и должен вечно, пока не наступит конец света, гореть в аду, он и все его потомство, а его первая клятва останется нерушимой, пусть даже он клянется еще две тысячи раз, чтобы от нее избавиться.

При этих словах женщина упала на колени и громко воскликнула:

— Господин мой епископ, да сбудутся ваши слова!

— Но в чем же твоя жалоба?— спросил он с удивлением.

— Моя жалоба,— ответила она, снова поднимаясь на ноги,— это жалоба женщины, покинутой любовником, который поклялся любить ее вечно. Я говорила аллегориями; но это история истинная. И я пришла с жалобой на этого человека и требую, чтобы он сдержал свою клятву.

Так убедительны и горячи были ее слова, что архиепископ проникся к ней сочувствием и воспылал гневом против клятвопреступника.

— Kтo этот человек?— загремел его голос.— Можешь ты найти его? Клянусь,- он сдержит свое обещание и выполнит клятву, если ты отыщешь его и представишь нам.

— Господин мой епископ, я нашла его и могу представить, хотя он изменил свое имя и одежды и лицо его стало совсем другим.

— А есть ли у тебя доказательства против него?

— Я сохранила залог его обещания, который он дал мне в ту ночь на речном берегу, когда клялся в вечной любви.

И шагнув вперед, она протянула человеку на троне кольцо.

Архиепископ взглянул на кольцо с печаткой, что лежало у нее на ладони, прочел подпись, и побледнел, и взял кольцо, чтобы разглядеть его поближе, и дыхание его ускорилось, глаза перебегали с кольца на женщину, с женщины на кольцо, а она, закутанная в белое, стояла перед ним с протянутой рукой, пока он, дрожа, не уронил кольцо в ее открытую ладонь и не откинулся назад на своем троне, бледный, задыхающийся, с глазами, вылезающими из орбит.

Но, услышав ропот, поднявшийся вокруг, он повелел очистить зал и запереть все двери. Когда они остались одни, архиепископ встал с трона и спустился к ней, и они стояли друг напротив друга, она — словно окаменевшая, а он — весь дрожа.

— Кто ты?— прошептал он с ужасом.

— Разве я не та женщина, которую ты искал последнее время? — ответила она спокойно.

— Где ты взяла кольцо? — продолжал он.

— Молодой человек надел мне его на речном берегу и сказал: «Да будет это кольцо залогом, что здесь, преклонив колени, я клянусь любить тебя всегда и вечно, и да будет эта река свидетельницей моей клятвы!»

— Река?— переспросил он. — Ты с реки? Откуда?

— Из лесов и с холмов в верховьях, господин мой, из тех мест, где река вытекает из озера.

— Край летучих мышей! — воскликнул он больше про себя, чем для нее.

— Да, господин мой; они свисают гроздьями, как плоды с деревьев, и проносятся по небу, как тучи...

— И на рассвете такой шум стоит от их крыльев, когда они возвращаются к себе!

— Все влюбленные в том лесном краю, господин мой, знают, что, когда большие летучие мыши проносятся с шумом над головой, значит, пора расставаться. Летучие мыши там — друзья влюбленных: они возвещают о приближении ночи и о ее конце и заслоняют своими крыльями места свидания на речном берегу. Влюбленные всю ночь лежат в объятиях друг друга, пока летучие мыши не предупредят их о близости дня. Сколько влюбленных проклинало и благословляло летучих мышей! Такие ужасные, уродливые создания, черные и гадкие! Но для меня они были ангелами любви и хранителями любви. Так я не раз говорила моему возлюбленному, когда черные крылья трепетали над нами. Господин мой помнит шум их крыльев на рассвете на том речном берегу?

Дыхание перехватило у него, и он тихо воскликнул:

— Херонима!

Она на мгновение дрогнула, и гордая голова ее поникла.

Сотрясаясь всем телом, он поднял руки, словно хотел к ней прикоснуться, но не смог и, отступив, воздел их к небу жестом отчаяния и рыдающим голосом прокричал опять:

— Херонима!

В ответ на его призыв она подняла склоненную голову и медленно откинула вуаль с лица, и рыдания застряли в горле старика, когда он с невыразимым изумлением увидел перед собой лицо, ослепительно сияющее юностью и красотой.

Видя его недоверие, она печально улыбнулась и сказала:

— Да, господин мой, это я — Херонима. Все эти годы я хранила свое горе, а горе хранило меня. Разве не обещала я дождаться твоего возвращения, разве не обещала не меняться и не стареть? Посмотри на меня, господин мой, и скажи, разве Херонима не сдержала своего обещания? Но где же твое слово, господин мой? Все эти долгие годы я ждала, и ждала, и ждала, а от тебя не было ни единого слова, и неизвестно было, где ты, жив или мертв, пока однажды на ярмарке я не увидела изображения человека, чем-то похожего на возлюбленного, которого я ждала, и я отправилась в город, и нашла его, и последовала за ним, и убедилась, что это он.

— Но я вовсе не он!— воскликнул архиепископ.— Посмотри на меня, Херонима, и скажи, разве это тот самый молодой человек, который клялся тебе в любви? Тот молодой человек умер давным-давным-давно, Херонима, и, если он причинил тебе боль, я готов за это ответить. Но я ношу ныне, как ты сама сказала, иное имя, иные одежды, и у меня иное лицо. Я — не он, Херонима!

Она поднесла кольцо к его лицу.

— Разве это не твоя печатка с подписью?— вскричала она.— Разве это не твое кольцо — залог клятвы, которую ты мне дал?

Отводя глаза от кольца, он простонал:

— Как может исполнить такую клятву тот, кто носит сутану и обручен со святою церковью?

— Но что ты сам говорил недавно?— возразила она.— Что боги устанавливают законы и должны быть верны им, что клятва, данная им, не может отменить клятву, данную простому смертному! Ты обручился со мной задолго до того, как обручился со святою церковью, а потому, сколько бы клятв ты ни приносил потом, та, первая, остается в силе. Вот что ты объявил перед лицом своих советников. Так позови их сюда в этот зал и скажи им: рассудите нас! Пусть решат, имею ли я на тебя право. И пусть засвидетельствуют, не сказал ли ты перед всеми: «Клянусь, он сдержит свое обещание и выполнит свою клятву, если ты отыщешь его и представишь нам»? Я отыскала этого человека, господин мой. Могу я призвать советников?

— Нет, нет!— вскричал он.

— Тогда исполни свое обещание и сдержи свое слово!— сказала она.

— Но чего ты хочешь теперь от меня?— простонал архиепископ. — Я стар, смерть близка, я устал от жизни и уже не способен на страсть. Что может дать тебе такая развалина, как я, Херонима?

— Если ты не можешь дать мне любви,— сказала она,— воздай справедливостью.

— Тогда предоставь мне время, чтобы я мог тщательно обдумать, как по закону можно вознаградить тебя.