Мартти Ларни - Современная финская новелла

Лейла чувствовала себя униженной, осмеянной. Правда, мясо вкусное, ничего не скажешь: дома такого есть не приходилось. Но ведь звали их на лосятину, — возмущалась Лейла. Вдруг пропал аппетит, кусок не шел в горло. Когда в очередной раз потянулись чокаться, заплакала девочка, и Лейла поспешно встала из-за стола.

Ей пришлось долго укачивать ребенка, в гостиную она вернулась, когда все уже поели и убрали со стола. Ее тарелку поставили в духовку, чтобы не остывала. Лейла едва прикоснулась к еде, только из вежливости, — прежней радости как не бывало.

Вскоре после ужина дед задремал, и его увели в спальню. Теперь на столе красного дерева уже открыто стояла привезенная Валлу канистра. Валлу налил Лейле прямо в стакан. Сперва она отказывалась, потом решила попробовать. Голова закружилась, во всем теле чувствовалась необыкновенная легкость, она смеялась над Исмо, который кривлялся на ковре, изображая эстрадного певца.

— Слушайте, эй! А это помните? — посреди комнаты виляла бедрами Туйя. — Эй, мамбо, мамбо, италиано… чао, чао, чао…

Валлу запел, голос у него был мягкий и мелодичный. Ему аплодировали больше всех. Тапани и Анн-Лис петь отказались, а Эркки что-то промурлыкал.

Сколько времени это продолжалось? У Лейлы слегка кружилась голова, губы сами собой растягивались в улыбке. Анн-Лис объявила, что идет спать, но никто не обратил на нее внимания. Лейла взяла валявшуюся на столе сигарету, вышла на улицу.

«В той стороне за морем где-то есть земля…» — звучал в ушах голос Валлу.

Свет на крыльцо не горел. Лейла жадно вдыхала сырой, прохладный воздух. Сквозь тьму моросил мелкий дождик. По ту сторону забора было море; разметав свою черную гриву, оно неслось вперед: гонимое скорбью и надеждой, рвалось, волнуясь, к невидимым землям. Металось, словно человек, ищущий свои далекие мерцающие острова. Валлу такой, у него в глазах — отблеск тех далеких островов.

Как жизнь коротка! Вот стоит Лейла на крыльце, и есть у нее ребенок — комок счастья, спеленутый горем, прозрачное зернышко, запрятанное глубоко под чешую, под колючки. И она должна ему дать то, чего не имеет сама. Но где ее найдешь — иную жизнь, которая сделала бы ее дочку счастливой и сильной.

Исмо она не любит. Если бы любила, было бы легче, горести и заботы делили бы поровну. Теперь же во всем горький вкус предательства. И оба догадываются — у любви вкус иной. Однако они все еще вместе, будто окончательно смирились с мыслью, что ничего другого уже не будет в их жизни, что другого они — вечно голодные, живущие на одном картофеле — и не заслуживают.

Как быть? Неужели ее удерживают только его деньги? Который раз Лейла стала подсчитывать, сможет ли прожить одна. Работу ей обещали только к рождеству. И неизвестно — надолго ли. А вдруг — без работы, с ребенком?.. И потом, ребенку ведь нужен отец…

Звякнул дверной замок. Кто-то, тяжело ругаясь, встал в освещенном проеме двери. Это Валлу.

— Я поехал, с меня, черт побери, довольно…

Он не сразу заметил Лейлу.

— Что случилось? — спросила она.

— Слизняки чертовы! Что за люди? Ни стыда ни совести.

— Да в чем дело-то? — повторила Лейла.

— Там он, черт бы его побрал, в морозильнике, — лось-то. Не веришь? Сам видел. Лося, гады, припрятали, а нам говядину подсунули. Ну конечно, с чего это они будут нас, голытьбу, лосятиной угощать?

— Это правда?

— Во всяком случае, ночевать я здесь не буду.

Разъяренный, шатаясь, Валлу побрел к машине.

Он уже заводил двигатель, когда Лейла сообразила, что его надо задержать, ведь он совсем пьяный. Она прошла посыпанную гравием площадку, открыла дверцу машины.

— Тебе нельзя ехать, — заговорила она, — еще врежешься куда-нибудь.

— Подумаешь! Я вдовый, плакать по мне никто не будет, — ответил Валлу.

Но все не отъезжал. Сидел, уставившись на Лейлу. Она стояла у раскрытой дверцы.

— Ты не стой здесь — замерзнешь, — вдруг сказал он.

— Замерзну так замерзну, тебе-то что?

— Ох, смотри, когда-нибудь ты мне попадешься…

— Ты думаешь?

— Уверен. Уж очень ты подходящая…

Валлу вылез из машины, встал, пошатываясь, перед Лейлой. От него пахло самогоном.

— Пойдем со мной, Лейла… Погуляем, берег вон какой длинный, — попросил он.

— Знаю я эти прогулки, — усмехнулась Лейла.

— Ну конечно, как не знать, — перебил Валлу. — Эх ты, Лейла, Лейла, друг милый… Нет, не туда мы попали, голодранцы. Голодранцы мы или нет? — спросил он, дергая Лейлу за руку. — Как ты думаешь, а? Ну и пускай, пускай мы плебеи, правда? — сказал он и огромными ручищами притянул Лейлу к своей жаркой груди.

— Отпусти сейчас же, — потребовала Лейла.

— Почему? Потому что Исмо? — он ослабил объятия, Лейла вырвалась и, тяжело дыша, направилась к дому.

— А если бы не Исмо, пошла бы? — спросил он вслед.

— Может, и пошла бы, — ответила Лейла и поспешно скрылась за дверью.

Исмо, похрапывая, спал на диване, в ярком свете гостиной. Он лежал как-то комом, словно прихваченное морозом белье. Больше в гостиной никого не было. Во дворе вдруг зашумела машина, колыхнувшись, исчезли в воротах ее задние огни.

Сумасшедший, все-таки поехал. Что с ним будет, с этим лосятником? Вот и он исчез в октябрьской мгле, ринулся искать свои дальние земли, свои острова за огромным морем. Он гонит самогон, может сесть пьяным за руль, но не предаст, никогда не выстрелит в лосиху, за которой идет лосенок…

Лейла вдруг спохватилась: где ребенок? Почему молчит? Что с ним? Который час, и куда все подевались?

Она поспешно прошла гостиную, открыла дверь в комнату. Нет, не сюда — здесь крепко спит Тапани. Открыла еще одну дверь. Увидела лицо Эркки, с подоконника спрыгнула Туйя.

— Ты только не подумай чего-нибудь. Мы с Эркки старые приятели, так что ничего такого… — стала она оправдываться.

— Да, мы тут кое-чем обменялись, и все, — пошутил Эркки. — Не стоит шум поднимать…

— Валлу на машине поехал, — сказала Лейла.

— На машине? С ума сошел, — охнул Эркки. — Вечно он что-нибудь выкинет.

— Сейчас вернется, далеко не уедет, — пыталась успокоить его Туйя.

— Мне тоже пора, — поднялась Лейла и стала одевать ребенка.

— Уже? А где Исмо? — Эркки вышел из комнаты. — Я вам такси вызову.

— Нет, нет, не надо, я поеду на автобусе, — перебила его Лейла. По дороге сюда посмотрела расписание, еще успею на последний рейс.

Эркки пошел будить Исмо. Бледный как полотно, тот вышел в переднюю. Молча стал натягивать мятый плащ.

— Большое вам спасибо, — попрощалась Лейла с Эркки. — Особенно за лосятину.

Эркки так и остался стоять, глядя им вслед. Исмо брел за ней неотступно, прямо прилип как репей. Коляску он, конечно, затащить в автобус не смог — так был пьян. Лейла злилась — какой стыд перед людьми. Автобус трясло, и ребенок, конечно, расплакался.