Мартти Ларни - Современная финская новелла

Вилле не к чему стоять здесь рядом и говорить: не трать, старуха, кто знает, как скоро придется жить только на сбережения. Кто-кто, а уж Анни деньгам счет знает. Теперь на душе у нее было хорошо. Одно ее огорчало, что Майре, сделав покупки, ушла не попрощавшись. Но все-таки они же договорились поехать на бега. Майре наверняка зайдет за ней. В кожаном кошельке Анни на дне сумки находились деньги, которые ей удалось сэкономить. Они были отложены на билет. Вилле бега не любил, да и молодые тоже — у них свои интересы.

К прилавку протолкалась смуглая женщина в пестрой косынке. Она так хитро взглянула на Анни, что той стало не по себе. Это была Сойли Кархуваара, ее школьная подруга. Анни чуть посторонилась. Чего она так смотрит, чего ей надо?

— Здравствуй, — сказала Сойли. Ее светло-карие глаза блестели. Видать, что-то проведала, наверно, какую-нибудь сплетню про Оску.

— Слыхала, будто завод закрывают? — сказала Сойли, притворно улыбаясь. Анни вздрогнула. Словно холодная волна окатила ее с ног до головы.

— Что, что ты говоришь?

— Да ты, наверно, уже знаешь, что завод сегодня закрывается. Ворота, говорят, будут заперты всю зиму. Откроют только в марте.

Сойли не отрываясь следила за ее лицом, словно жаждала насладиться ее отчаянием. Такое явное злорадство помогло Анни овладеть собой. Она уперлась пальцами в край прилавка и стояла молча.

— Что… завод закрывается?

— Всех уволят. Двести мужчин, не говоря уже о бабах, страшное дело. Ты что, не знаешь?

— Нет, не знаю, — сказала Анни и посмотрела в глаза заведующей. Даже та выглядела испуганной, видать, кто-то из ее сыновей работает на заводе.

Другая продавщица, обслуживавшая Сойли, который раз повторяла: «Чего вам еще?» Сойли перестала говорить о заводе. Анни спросила заведующую, слыхала ли та, что завод закрывают.

— Нет, я ничего не слышала. Это же такая беда для многих. Позвонить, что ли, узнать, что и как?

Анни растерялась. Она не могла припомнить, надо ли еще чего-нибудь купить. «Дрожжи», — произнесла она еле слышным голосом и сразу заметила, что уже купила их. Заведующая пробила чеки на ее покупки, Анни заплатила. Ее не покидал страх, что Сойли снова заведет тот же разговор. Но Сойли уже занялась своими покупками: ржаные хлебцы, масло, банка сельдей, колбаса двух сортов и… Интересно, с получки, что ли, покупает, или у нее и так денег куры не клюют? Внезапно вспыхнувшая неприязнь к Сойли напомнила Анни, что Сойли уже на старости лет завела ребятенка, да не от мужа, а где-то на задворках танцплощадки.

Когда Сойли прошла в галантерейный отдел, Анни на какое-то время успокоилась. Она смотрела, как заведующая умело укладывает в корзинку ее покупки, а те, что не поместились — в добротную коробку, которую затем несколько раз перевязала веревкой, сделав на конце петлю. Хорошая веревка…

Веревка… Да какой от нее прок, разве что затянуть на шее.

Но о таком даже думать грешно.

Анни поспешила домой. Она едва ступала на больную ногу, неуклюже подворачивая и сгибая ее на ходу. Опять разболелся большой палец. Ноги ее не слушались, она спотыкалась. Что подумают о ней те, кто смотрит сейчас из окон своих дач? Вот, мол, идет эта дура, старуха Хяркенен, несется что есть мочи, аж пыль столбом. И чего это она там тащит? Взяла бы уж такси…

Коробка была очень тяжелой, казалось, рука оборвется. Сменить же руку было невозможно: в другой была корзинка. Надо было взять велосипед, но Анни его боялась. Она была уверена, что упадет на виду у какого-нибудь зубоскала, который уж повеселится на ее счет.

От того, что туфля давила на больной палец, что рука обрывалась под тяжестью, а веревка резала пальцы, от всего этого была, однако, некоторая польза: это отвлекало Анни от мысли о закрытии завода, от того, что так мучило ее сейчас. И все же вопросы возникали один за другим. Неужто всех уволили? Может, только часть? Кого уволили? Кого оставили?

Вопросы возникали, множились, застревали, разбегались, а ответов на них не было. Один только смутный страх.

Она уже толком и не помнила, что там говорила Сойли.

Но жить-то как, если Вилле останется без работы?

Надо думать об этом, да мочи нет. Страх нарастал и мысли давили в голове с такой силой, что, казалось, череп не выдержит, треснет, и из трещин повалит ужас, как тяжелый пар. Еще немного, и вся эта баба взорвется.

Было время, когда она сама зарабатывала, ткала половики на продажу, выбирала узор и цвета. Ей тогда предлагали брать заказы в ткацкой мастерской, которая находилась на другом конце прихода. Но она не решилась: кроме велосипеда, не на чем было ездить, да и расписание автобусов не совпадало с рабочим временем. Случись ей утром попасть под дождь, пришлось бы весь день сидеть у станка мокрой. Так можно и ноги протянуть, сказал Вилле. И Анни отказалась брать работу. А надо было согласиться. Может, все пошло бы по-другому, была бы у нее теперь работа, и не пришлось бы так бояться.

А этой, теперешней Анни никто уже не предлагал работы. Никто.

Она подошла к дому Савикко и, как назло, встретила хозяйку, которая неприветливо глянула, проходя мимо. Пришлось поздороваться, та молча кивнула в ответ и ничего не сказала. Анни вспыхнула. Таким-то нечего бояться, живут себе припеваючи. Никто им не станет перечить, никто не уволит. Большое хозяйство, вольготная жизнь на земле, доставшейся от отцов. А еще чем-то недовольны. Налог платят пустячный. Вилле как-то прочел вслух о налогах хозяина и хозяйки Савикко в справочнике, который продавался в магазине. Странно, что так мало платят, хотя живут богато.

Рассердившись, она прибавила шагу, несмотря на сильную боль в ноге. Она пыталась повернуть ногу в туфле, но это не помогало. Лишь отчаяние толкало ее вперед, заставляло идти быстрее.

Она подошла к дому Майре. Из ворот как раз выезжал Кари, младший сын Майре. Увидал Анни, остановился и открыл окно машины. Высунул голову и вопросительно посмотрел на нее. И, конечно, заметил что-то в ее лице.

— Мать уже дома?

— Нет, поехала в центр, ей еще в аптеку надо. Сказала, что, может, заодно съездит и в город, в магазины.

— Да? Ну тогда, верно, надолго.

Анни не могла не спросить: — Ты знаешь… говорят, завод на зиму закрывают?

— Завод? Неужто закрывают? А я-то думал, это солидная фирма.

— И я так думала.

— В наше время ни на что нельзя надеяться. Ах, черт побери!

Это прозвучало как приговор.

Анни ничего не сказала и пошла дальше. Кари ехал по своим делам, и, конечно же, торопился. На своем «пикапе» он продавал мотовила какой-то фирмы. А ведь хорошо, что у парня есть свое занятие и он не сидит на шее у матери. Да и вообще путный получился парень. У Майре и впрямь хорошие сыновья.

Слова Кари помогли не надолго: Анни снова погрузилась в свои горести, в тот мир, где безработица, и нужда, и всевозможные заботы определяли ход жизни. Вопрос стоял, как же быть дальше? Когда в банке уже не останется ни пенни, когда съедим последнюю крупу и кончатся хлебцы? Когда начнем брать продукты в долг и когда в один прекрасный день в кооперативе нарочито вежливым голосом скажут, что нельзя только брать в долг, надо иногда и наличными платить. Интересно, как они скажут: тихо, в задней комнате или громко, на весь магазин? Чтобы все слышали?