Вильям Козлов - Витька с Чапаевской улицы

— Верочка, ты — прелесть, — сказала Алла. К ним подошел Илья. Он хорошо поужинал и улыбался от уха до уха. Медаль его весело блестела.

— Ты слышала когда-нибудь курского соловья? — спросил он.

— Курского? — удивилась Алла.

— Он специально сюда из Курска прилетел, чтобы Илью порадовать, — засмеялась Верочка.

— Точно, — захохотал Илья. — Я его из Курска выписал сюда… Пошли слушать, а? У ручья сразу три штуки свистят.

Илья смотрел на Аллу и улыбался. На его улыбку невозможно было не ответить. У Ильи улыбалось все: глаза, губы, щеки, даже нос.

— У нас на Полтавщине соловьи все лето свистят, — сказал он. — А на крышах живут аисты.

Алла и Илья ушли к ручью слушать курского соловья, а Верочка прислонилась к толстой сосне и задумалась… Как все непонятно в этой жизни. Умная красивая Алла идет с глупым Ильей слушать соловья. Хороший, смелый Витька Грохотов бродит где-то в лесу и переживает. И Витьке плохо, и Алле. А глупому Илье хорошо… Тогда, еще до войны, когда на нее напали «страшные разбойники», Верочка влюбилась в Сашку Ладонщикова. Она поклялась себе: если его посадят в тюрьму, то будет всю жизнь ждать его и носить туда передачи. А потом поближе познакомилась с Сашкой, и он оказался никакой не храбрый разбойник, а просто-напросто обыкновенный воришка…

К Верочке подошел командир полка и присел на пень. Вид у него усталый, во рту папироса.

— Скучаешь? — спросил он. — А где остальные?

— Дядя Сидор, пойдемте послушаем соловья, — предложила Верочка.

— Соловья? — изумленно посмотрел на нее подполковник. — Разве еще есть на свете соловьи?

— Это виновата война… Взрываются снаряды, бомбы, и люди не замечают ничего красивого. У них в ушах вата… И с ними происходит что-то непонятное… Иногда даже хорошие добрые люди становятся злыми, грубыми. А если и шевельнется в них нежность, то стесняются этого и снова прячутся за грубостью… Если бы вы знали, как я ненавижу войну!

Командир полка заглянул девочке в глаза и невесело улыбнулся.

— Наши дети становятся взрослыми…

— Дядя Сидор, — понизив голос, сказала Верочка, — я вам открою одну тайну… Только вы никому не говорите, ладно? Даже не одну тайну, а две…

— Ладно.

— У меня есть Нинка…

— Какая еще Нинка?

— Маленькая такая кукла… Я ее в узелке прячу, чтобы никто не увидел. Еще смеяться будут… А вы не будете.

— Не буду, — серьезно сказал Сидор Владимирович.

— Я уже давно в куклы не играю, а Нинку люблю. Я всегда ее дома с собой в кровать укладывала… Посмотрю на куклу — и сразу становится хорошо.

— Береги свою Нинку, — сказал командир полка.

— Я хочу вас попросить, дядя Сидор, возьмите Витю Грохотова к себе? Колю взяли, а его нет. Витя шпиона поймал… Если бы не он, этот повар всех бы отравил. И вас тоже.

— Это он тебя просил?

— Витя? — изумилась Верочка. — Ему бы и в голову не пришло. Он гордый.

— А ты куда пойдешь с подружкой?

— Дядя Сидор, Витя будет у вас самый храбрый боец, вот увидите.

— Он контуженый. На голове трещина.

— Если вы его не возьмете, он все равно за вами следом пойдет. С трещиной!

— Парень он замечательный…

— Теперь я вам расскажу вторую тайну… Сидор Владимирович закурил и впервые за сегодняшний день почувствовал себя хорошо и свободно. Эта большеглазая худенькая девчонка заставила забыть про войну, про полковые заботы и хлопоты…

Верочка рассказала командиру полка про тот страшный день, когда они с Витькой сидели в углу под вагонеткой, про тревожную ночь, когда он взорвал немецкий эшелон. И даже про птицу, которая так ее напугала…

Ладонщикова очень заинтересовал этот рассказ, он подробно расспросил про станцию, про то место, где кувыркались, взрывались вагоны с солдатами и платформы с танками и орудиями… Потом вытащил записную книжку и все туда записал.

— Я проверю эти данные, — сказал он.

— Вы мне не верите? — спросила Верочка. Глаза у нее стали влажные.

— Верю, — сказал Сидор Владимирович. — Но для того, чтобы представить Виктора Ивановича Грохотова к правительственной награде, а он ее заслужил, я должен документально подтвердить всё, что произошло.

Верочка обхватила полковника за шею и крепко поцеловала в колючую щеку.

— Вы его возьмете в полк, да?

Сидор Владимирович потрепал ее по щеке.

— Ну, а ты? Куда ты пойдешь?

— Не знаю, — вздохнула Верочка и, увидев, как помрачнел подполковник, жизнерадостно прибавила: — Вы за меня не беспокойтесь — не пропаду. Кругом столько хороших людей…

Сидор Владимирович прислушался. Из лесу доносилось соловьиное пение. Солнце спряталось за деревьями. Соловей щелкал, свистел, а потом неожиданно замолкал, будто для того, чтобы побольше набрать воздуха в грудь. И снова длинная переливчатая трель наполняла густой лес. С чего бы это соловьи в конце лета распелись?..

— «Между небом и землей песня раздается…» — негромко запела Верочка и смущенно умолкла. — Эту песню моя мама любила.

— Между небом и землей… — повторил Сидор Владимирович. — Все мы сейчас между небом и землей.

Он поднялся с пня, затоптал папиросу сапогом и взглянул на часы. — Перед отбоем зайду к вам, потолкуем, что нам делать дальше…

— Спасибо, дядя Сидор, — поблагодарила Верочка. Подполковник улыбнулся, потрепал девочку по худому плечу.

— Тебе спасибо… Вот соловья послушал. Повернулся и, большой, широкоплечий, грузно зашагал по тропинке в лес.

Витька сидел на том самом месте, где они были с Верочкой. Как только солнце опустилось, в лесу сразу стало сумрачно. Еще некоторое время в ручье играли, мельтешили желтые и розовые бляхи. Ивы и лозины изогнулись с берегов коромыслами. С листьев падали в воду маленькие букашки и, растопырившись, уплывали вниз по течению. Иногда раздавалось негромкое чмоканье — и букашка исчезала. Это язь жировал.

На небе высыпали звезды. Сразу несколько летучих мышей принялись бесшумно носиться над водой. Одна из них совсем близко пролетела от Витьки. И он вспомнил, как кто-то говорил, что летучая мышь может вцепиться когтями в волосы и выцарапать глаза. Витька поднял с земли сук и запустил в летучих мышей. Ночные твари так же бесшумно исчезли, как и появились.

Витька слышал соловьиные трели, но на душе у него не стало светлее. Он думал об Алле.

После того вечера, когда они сидели под деревом, Аллу будто подменили. Она стала держаться с Витькой холодно, перестала замечать его. И хотя Витьке хотелось откровенно поговорить с ней, он так и не решился. В синих девчоночьих глазах было такое выражение, что Витька понял: лучше не трогать ее. Он видел: чем больше он вздыхает и смотрит на нее, тем Алла холоднее и неприступнее. Они почти перестали разговаривать. Витька ночами не спал, думал о ней, а утром тоже делал вид, что Аллы Бортниковой — Принцессы на горошине — не существует. Правда, это ему плохо удавалось. Иногда, сам того не замечая, он смотрел на нее, пока она не поджимала губы и не отворачивалась. И тогда Витька клялся, что больше вообще не посмотрит в ее сторону. И снова смотрел…