Сергей Марков - Михаил Ульянов

Возглавив Союз театральных деятелей, бывшее ВТО, бывшее «Общество вспомоществования престарелым и бедствующим актёрам», он будет биться за своих «братцев» — актёров: за теряющих ориентиры, сбившихся с пути, заблудших молодых, за стариков, обкраденных и оболганных, сирых и убогих, униженных и оскорблённых, проклятых и убитых: ходить, хлопотать, выбивать, выпрашивать… Чтобы спасти актёров от голодной смерти, пойдёт с делегацией театральных деятелей на поклон к нефтегазовому олигарху; ничто не шевельнётся в душе нувориша при виде старых беспомощных актрис и актёров, введённых длинноногой секретаршей к нему в кабинет, пока не увидит он лицо Ульянова: «Ты — Жуков! Тебе денег дам!»

Он будет честно, добросовестно, но абсолютно неискушённо пытаться разобраться в склоках и тяжбах вокруг сожжённого здания ВТО на Тверской и строительства нового, хотя в уме его художественном толком не уложится даже количество нулей тех сумм, что там станут «распиливаться», десятков, сотен миллионов долларов… «Это только враги могли придумать, что тебя и Элема Климова выдвинули в председатели, — скажет Ульянову Виктор Петрович Астафьев. — Они хотят, чтобы вы дело своё основное не делали и плохо делали то, которое вам навязали…»

И «навязанное» дело он делал, как всё, — с полной самоотдачей, с обязательным во что бы то ни стало решением, результатом. Но, уже уйдя с поста председателя (хотя все голосовали за то, чтобы он остался на третий срок), печально скажет, проезжая мимо здания союза: «Будто и не было этих десяти лет. Этих бесконечных обиваний порогов, просьб… Не то чтобы благодарности хотелось — а часто даже „спасибо“ за выхлопотанное забывали сказать, — но всё же угнетает такая забвенность страшная в человечестве…»

В должности художественного руководителя Театра Вахтангова он будет пытаться руководить. Но не режиссёр он. Не худрук. Артист! Стопроцентный. А честолюбие, тщеславие… Что же, и это черты незаурядной личности.

На игру, на воплощение дара Божьего будет оставаться немного сил и времени (и это Бог простит, конечно, потому что милостив, но простит, наверное, скрепя сердце). И всё-таки он будет руководить родным Вахтанговским театром и работать в кино (его «Ворошиловский стрелок», как русский Монте-Кристо разделавшийся с негодяями, — символ эпохи, а его Понтий Пилат в картине Юрия Кары «Мастер и Маргарита», так и не вышедшей по какой-то причине на экраны, судя по откликам, сыгран гениально) и на телевидении, трудиться на любимом своём радио (последней его записью станет «Маленький принц», он сдержит обещание, данное дочери Лене в детстве; он практически все обещания сдержит, завершив круг, что даруется свыше лишь избранным) и по-ульяновски страстно, «на разрыв аорты», будет играть на сцене. Сценические произведения многих его ровесников, товарищей по цеху, их потуги угнаться за XXI веком, длинные, нудные, суетливые, просто неловко будет смотреть. Ульянов же — словно по завету Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты; прекрасное должно быть величаво» — сохранит достоинство.

Однажды осенью, незадолго до начала нового века и тысячелетия, я случайно встречу его на Тверской. Расскажу, по его просьбе, как и чем жив, а в ответ на мой вопрос: «У вас как дела, Михаил Александрович?» — он невесело вздохнёт: «Итальянский актёр, выдающийся Эрнесто Росси, сказал: „Беда в том, что как играть Ромео познаёшь в семьдесят, а играть надо его в семнадцать“».

…Но это будет потом. А пока мы воротились из круиза, и над залитой солнцем Одессой, над морем парил змей, подобный мощному неудержимому орлу. И казалось, что всё, о чём мечтали, сбудется. Всё будет хорошо.

Поздней осенью 2006 года я позвонил Михаилу Александровичу Ульянову. Он искренне обрадовался: «Серёжа звонит», — сообщил Алле Петровне… Я услышал в его голосе одиночество. Подумалось: «Откуда оно в сибирском мужике, всеми без исключения признанном и любимом народном артисте, лауреате, Герое, орденоносце — какое-то маркесовское, латиноамериканское, беспросветное, будто из „Ста лет одиночества“, из „Полковнику никто не пишет“?..»

Я попросил дать интервью для одного из глянцевых журналов. Он согласился. На душе было тревожно: накануне его крупным планом показали по телевидению. Глаза… обострившиеся скулы… совсем уже орлиный нос… А когда я приехал в назначенный час и увидел его выбирающимся с помощью шофёра и палочки из машины возле актёрского подъезда Театра Вахтангова, сердце сжалось и в первый момент захотелось уйти, скрыться в арбатской толпе…

— Ну, здравствуй, Сергей! Что смотришь, здорово постарел?.. — Но рукопожатие оказалось неожиданно крепким, хоть и стала кисть костистой и почти бесплотной. — Бывал у нас в театре?

— Разумеется. В той, прошлой жизни. В другой стране.

Мы прошли по узким обшарпанным коридорам в его синий кабинет художественного руководителя. Уселись за столиком, я включил диктофон…

— Как ты вообще-то поживаешь? Чем занимаешься? — спрашивал он, пока я устраивался.

— Да как-то так всё… Вы как?

— Как видишь, просыпаюсь утром… Вот сегодня проснулся. И, пия кофэ, слушал по радио такую передачу. Анекдот рассказывают. Принц ждёт принцессу. И думает: а я у неё первый? А она в это время думает: какая я у него?..

— Остроумный анекдот.

— Меня потрясло. То есть меня ничего уже не потрясает, но это утром в Москве передают, наглость уже беспредельная… Как же жить дальше? Что делать в этом раздрае?.. Порой действительно возникает ощущение, что живём в канун полного разложения, краха, гибели империи — наподобие Римской…

— Помните, двадцать лет назад мы в том круизе по Средиземноморью, в «колыбели цивилизации», с вами рассуждали об империях?

— Не помню.

— О том, что существовали они, и Ассирийская, и Китайская, и Римская, и Византийская, и Оттоманская, и Британская, именно как империи — пять веков. Византийская, в Стамбуле о ней вспоминали, — исключение, но дополнительных пять веков она просуществовала уже, по сути, не как полноценная империя, а как город… Выходит, и Российской, если отсчёт имперский вести с Ивана Третьего, было отмерено именно пять веков, не больше? Вы тогда, вскоре, кстати, после Чернобыля, не хотели говорить о том, что и наша, Российская, на несколько десятилетий обратившись в Советскую, так же, как предыдущие, рухнет…