Наталья Старосельская - Кирилл Лавров

Кирилл Лавров сыграл в этом спектакле Бориса Прищепина — ловкого, спортивного, веселого и ироничного парня с неистощимой фантазией на розыгрыши, мистификации, выдумки. После «Шестого этажа» и «Безымянной звезды», в которых, несмотря на комизм ситуаций, зритель не мог не проникаться грустью и сочувствием к героям, Георгий Александрович Товстоногов обратился к эстрадному шоу — не случайно жанр спектакля был определен как концерт. И — игрался как настоящий концерт: радостный, ироничный, с блестками юмора, с весельем острот.

Это была замечательная школа для молодых артистов, занятых в спектакле, — Людмилы Макаровой, Зинаиды Шарко (это был ее дебют), Валентины Николаевой, Ефима Копеляна, Всеволода Кузнецова, Кирилла Лаврова. Все они впервые работали над подобным материалом — из довольно средней и бледной пьесы строили искрометный спектакль, втянув в свою азартную игру даже драматурга, который, поддавшись задору и энергии Товстоногова и его молодежи, охотно переписывал и дополнял историю студенческого общежития и характеры современных молодых людей.

Для Кирилла Лаврова это была первая по-настоящему творческая работа, потребовавшая не просто проникновения в характер своего героя, а подлинного создания этого характера, казалось бы, такого обычного, но на самом деле довольно сложного даже физически — его Борис ходил на руках, скакал на одной ноге, стоял на голове, уверенно балансировал на спинке стула или на спинке кровати… По словам Э. Яснеца, живой ум (артиста и персонажа, которые в какие-то моменты абсолютно сливались) постоянно вырабатывал эликсир радости.

Радости для себя. Радости для партнеров. Радости для зрителя.

Игравший до того почти исключительно положительных и благородных юношей, честных, обаятельных, незатейливых, Кирилл Лавров оказался брошенным в совершенно иную стихию — и выяснилось внезапно, что он может быть ярким комедийным артистом, тонко чувствующим и воплощающим пародийность и бурлеск.

Эмиль Яснец пишет о спектакле: он «воспринимался как изящная театральная игра. Полетом режиссерской фантазии наслаждались и зрители, и актеры. Действие спектакля не шло и не двигалось — оно неслось, как гулливая волна, взвихривалось пенными бурунами пародий, рассыпалось блестками шуток. Импровизация, динамика и условность взрывали изнутри некоторую тяжеловесность бытовой комедии. В этом концерте… был сюжет, заданный драматургом. Следили, однако, больше за тем, что игралось и высказывалось „по поводу“… Смеялись, например, над схематизмом образов и положений. Схематизм пародировался, как в эстрадном капустнике, взлетал на воздух калейдоскопом радужных обломков».

И во всем, описанном критиком, очень важная роль принадлежала Кириллу Лаврову, которого заметили, о котором заговорили именно после этого, казалось бы, непритязательного спектакля. То есть заметили его конечно же раньше — и в «Обрыве», и в «Шестом этаже», но в спектакле «Когда цветет акация» он предстал совсем новым, совершенно незнакомым публике — трансформером, обладающим при мощном обаянии еще и ярким комедийным даром.

В буклете, посвященном 75-летию Кирилла Юрьевича Лаврова, отмечено: его Борис Прищепин «жил предощущением прекрасных и небудничных дел и, чувствуя в себе недюжинные силы, нетерпеливо стремился к ним. Актер удивительно точно выразил душевный настрой нового, вступающего в жизнь поколения. Так начинался новый и самый главный этап в жизни Кирилла Лаврова».

Уроки Георгия Александровича Товстоногова усваивались Кириллом Лавровым на «отлично» — он учился распознавать и точно слышать интонацию спектакля, понимать атмосферу; он учился каждый раз по-новому общаться с партнерами. Это помогло ему в работе с другими режиссерами, с которыми довелось столкнуться на сцене Большого драматического — случилось так, что на протяжении целого года Лавров не работал с Товстоноговым, а репетировал с М. Сулимовым, И. Владимировым, Н. Рашевской.

По воспоминаниям Дины Морисовны Шварц, Товстоногов давно дружил с Натальей Сергеевной Рашевской, очень уважал и ценил ее и ему было крайне неприятно, что Рашевскую сняли в 1949 году с руководства Большим драматическим (отчасти и по этой причине Георгий Александрович не сразу решился принять театр), поэтому при первой же возможности он с радостью пригласил Наталью Сергеевну на постановку.

У Н. С. Рашевской в горьковских «Врагах» Кирилл Лавров сыграл рабочего Грекова — роль, уже сыгранную им в Киеве, в Театре им. Леси Украинки, в спектакле Константина Павловича Хохлова. Но это не стало повторением, потому что разные режиссеры по-разному прочитали пьесу М. Горького, и уже пережитая и прожитая роль стала для Лаврова иной — она засветилась другими красками, в ней зазвучали другие акценты, а потому и работе над ролью надо было отдаваться полностью, словно в первый раз. Это было невероятно увлекательно — те же реплики, те же, казалось бы, эмоции, а на деле: все другое! Все переживается иначе в интерпретации Рашевской, нежели в интерпретации Хохлова. Так Лавров постепенно понимал, насколько личность режиссера «переиначивает» знакомый, известный материал, как много зависит от индивидуального взгляда. И насколько по-разному работается с разными режиссерами. Казалось бы, довольно банально, но для неопытного еще артиста это было подлинным открытием. И очень хорошей школой, потому что Кирилл Лавров, получив роль Грекова, наверняка несколько расслабился — ведь он знал текст, основные мизансцены, характер взаимоотношений с партнерами. И вдруг все оказалось совсем другим — потребовало от артиста заново пересмотреть своего персонажа и других персонажей, по-новому выстраивать линию поведения и линии отношений внутри пьесы. Это было сложно и увлекательно…

В спектакле «Метелица» (пьеса В. Пановой, постановка М. Сулимова) Кирилл Лавров сыграл чистого и светлого юношу Коели, влюбленного в девушку, которая услышит его признание в любви во мраке синагоги, куда брошены гитлеровцами советские военнопленные. Здесь для Лаврова самым главным стало показать взросление юноши, его мужание и утверждение как личности. Готовность к героизму раскрывалась в, казалось бы, вовсе не героических сценах признания в любви; вера в победу справедливости оживала в горячих словах юноши, лишенных пафоса и романтизма. Коели Кирилла Лаврова был цельной личностью, несмотря на юность, человеком, одержимым в осуществлении своих целей. Да, в спектакле «Метелица» эти черты с наибольшей полнотой раскрывались в чувстве любви, но они ощущались, по свидетельству тех, кто видел этот спектакль, значительно более широко и объемно, переносились на иные планы проявления личности и оттого были особенно ценными и значимыми.