Наталья Старосельская - Кирилл Лавров

Очень важным было еще и то, что роман Константина Симонова явился одним из первых произведений, повествующих о войне не так, как это было принято прежде. Здесь дышала «окопная правда», здесь открыто говорилось о том, что формализм и демагогия и в эпоху горьких страданий пытались бороться с верой в человека, в его нравственные силы, что боязнь ответственности привела к гибели многих и многих.

Ожесточенная борьба Синцова за восстановление в рядах коммунистов показана в романе и в фильме не как частный случай, а как необходимость восстановления справедливости — в контексте всей военной атмосферы. «Научимся мы когда-нибудь верить людям?!» — с болью и гневом восклицает Синцов, получив очередной отказ на восстановление в партии. И речь здесь идет об извечной подозрительности к людям как системе взаимоотношений в армии, в окружающей реальности. Тема доверия, тема беспафосной, недекларируемой гуманности, пожалуй, именно после «Живых и мертвых» становится главной для Кирилла Лаврова — не только артиста Лаврова, но и человека, гражданина.

Можно без преувеличения сказать, что он глубоко пропустил ее через себя, эту ноту, этот мотив — доверие, без которого не может быть нормальных человеческих связей, нормальных человеческих взаимоотношений. И роль Синцова, как представляется, имела серьезное значение для Кирилла Лаврова не только как высокая профессиональная ступень, открывшая ему дорогу в «большой кинематограф», но и во многом повлияла на его личность, на тот процесс формирования, который еще отнюдь не был завершен. Переживать то, что пережил на протяжении двух серий фильма «Живые и мертвые» политрук Синцов, надо было еще долго, надо было переносить что-то на свою собственную жизнь, надо было осознать влияние роли на собственный характер, потому что и в повседневной жизни, при столкновении с разного рода несправедливостями и отсутствием доверия к человеку, у артиста Кирилла Лаврова взгляд делался непроизвольно тем самым, синцовским, которым он смотрел на нас с экрана, заставляя порой сжиматься от собственного несовершенства и допущенных ошибок…

Почти через два десятилетия после окончания той страшной войны Кирилл Лавров вернул тем, кто прошел по ее дорогам, живую и подлинную память о тех временах, а родившимся уже после войны подарил чувство глубокой благодарности и преклонения перед истинными героями — людьми, которые свято верили в Победу и делали все возможное для ее приближения.

И как причудливо порой играет нами судьба — ведь это именно после «Живых и мертвых» Кирилл Юрьевич Лавров оказался в Белграде, где нашел следы своего деда, скончавшегося и погребенного там в 1944 году! Благодаря этому фильму он смог узнать о последних годах жизни незаурядного человека, педагога, хорошо знавшего, как много значит в нашей жизни доверие к человеку.

После 1964 года известность Кирилла Лаврова шагнула далеко за пределы Ленинграда и Москвы — его узнали и полюбили уже не только как замечательного артиста одного из самых лучших советских театров, но как артиста кино, воплотившего на экране образ человека мужественного, сильного, умеющего бороться не только с фашизмом, но и с теми «внутренними» врагами, которые расшатывали нравственную целостность страны, нации. Можно без преувеличения сказать, что после фильма «Живые и мертвые» облик экранного героя слился для большинства с человеческим обликом — Кирилла Лаврова стали воспринимать как личность именно такого плана, такого масштаба. И в зрительских письмах можно часто уловить обращение к артисту как к политруку Синцову, у которого просили совета, с которым делились проблемами своей жизни.

Так Кирилл Юрьевич Лавров начал становиться олицетворением — идеи, поступка, гуманистических норм, идеалов мужественности и справедливости.

К образу Синцова Лавров еще вернется через несколько лет, когда А. Столпер будет снимать продолжение «Живых и мертвых» — фильм «Возмездие» по роману Константина Симонова «Солдатами не рождаются». А пока он снимается в ленте «Залп „Авроры“» у Ю. Вышинского и в фильме «Верьте мне, люди!» (режиссеры-постановщики Л. Луков, И. Турин и В. Беренштейн). В Большом драматическом театре репетирует в новых спектаклях — «Сколько лет, сколько зим!» В. Пановой и «Мещане» М. Горького. Обе пьесы ставит Георгий Александрович Товстоногов, но лишь одному из них, последнему, суждена слава великого спектакля и долгая-долгая память.

Так проходят 1965 и 1966 годы.

Перечислять легко, гораздо труднее попытаться понять, чем конкретно были насыщены эти два года для Кирилла Лаврова, перед которым развертывались такие разные, ни в чем абсолютно не схожие судьбы его героев — а в каждую надо было глубоко вникнуть, понять этих людей, мотивы их поступков, смысл их слов, пропустить через собственную душу их душевную боль, оправдать или осудить. Нет, скорее, все-таки оправдать, потому что судом над своими персонажами Кирилл Лавров не занимался никогда. Он мог иронизировать, смеяться, гневаться порой, но только не судить, потому что иначе не смог бы воплотить их на сцене и на экране такими живыми, полнокровными, а иногда — противоречивыми, сложными…

Как мог артист относиться к Алексею Лапину, вору по кличке Лапа, герою фильма «Верьте мне, люди!»? Так же сложно, как представлял себе этот характер, так же многозначно, с надеждой на то, что зрители задумаются о судьбе этого парня и не станут спешить со своим судом. А задумавшись, может быть, осознают, как много значит в жизни умение доверять человеку — даже заблудшему, даже оступившемуся, причем (что особенно важно!) в силу горько, неправедно сложившихся обстоятельств. Так тема доверия, появившаяся в творчестве Кирилла Лаврова в фильме «Живые и мертвые» на материале высоком и даже возвышенном, продолжилась и здесь, на материале куда более повседневном и «приниженном», хотя и сопряженном с крайне важной темой реабилитации бывших «врагов народа». Просто она уже вошла в Кирилла Лаврова, эта тема человеческого доверия, и он бился над нею не как артист, а как человек. Поэтому ему было что ответить на недоумение некоторых зрителей и критиков: как же Лавров согласился после политрука Синцова играть вора Лапу?

Полагаю, что не просто согласился (хотя к этому времени, завоевав определенные позиции в кинематографе, Лавров уже от многих ролей отказывался), а с радостью и творческой жадностью ухватился за возможность «продолжить свою тему» именно на таком материале.

писал в одном из своих широко известных стихотворений Булат Окуджава. Так чувствуешь, когда от некоего толчка просыпается какое-то воспоминание и — вот уже твоя собственная судьба оказывается туго сплетенной с судьбой твоего героя. И тянется, тянется нитка — и нет ей конца…