Наталья Старосельская - Виктор Авилов

«Что для меня самое главное в Воланде? — рассуждал Виктор Авилов. — Если отвечать его же словами: „Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо“. Такой вот воландовский парадокс. Причем заметьте, на протяжении романа он не совершает ни одного конкретно злого поступка, присущего всяким персонажам фильмов ужасов, предстающих на экране со слюнявыми ртами, рогами и клыками… Он просто предвидит будущее, то, что у человека на роду написано».

Совершенно неожиданно для нас (а может быть и скорее всего, для себя самого) Виктор Авилов здесь проводит резкую черту между Воландом и гётевским Мефистофелем. Ведь герой Гёте тоже говорил о себе, что он — лишь часть той силы, что вечно хочет зла. Но он и совершал его, поведя Фауста по пути искушений, «выстроив» его бытие совершенно определенным образом, в котором какие бы то ни было отступления просто невозможны. Воланд вел персонажей «Мастера и Маргариты» по тем путям, которые они уготовили себе в конечном счете сами — своими отступлениями от этических норм, своим пренебрежением к общепринятому, порой — и своей исключительностью, как Мастер и Маргарита. Но все в своей жизни они заслужили сами… А Виктор Авилов воспринимался поистине тем, кто был назначен на эту землю Дьяволом в силу того, что оказался талантливее, одареннее своего собрата. И каждый раз (а мне довелось видеть этот спектакль много раз) Воланд Виктора Авилова был немного другим: то откровенно ерничающим и наслаждающимся хулиганством своей свиты, то самоуглубленным и печальным, то словно решающим в себе какие-то важные вопросы, от ответов на которые зависело многое, очень многое…

В упоминавшемся уже интервью 2004 года, отвечая на вопрос корреспондента, интересно ли будет на спектакле зрителю, который не читал «Мастера и Маргариту», и все ли он поймет, Авилов отвечал: «Поймет. Я сам удивился и спрашивал режиссера Валерия Беляковича, когда мы начинали работать над „Мастером“: „Романыч, как ты думаешь такую глыбу охватить?!“ И что он мне ответил: „Я не знаю!“ Вероятно, действовал по поговорке: „Глаза боятся — руки делают!“ В мае — июне мы прошли хорошую проверку в Японии. „Нам не все понятно в христианской философии, — говорили японцы, — но то, что спектакль грандиозный, это — однозначно!“».

Спустя короткое время после выпуска спектакля у Виктора Авилова обнаружили туберкулез. Он много пил в это время, и, по словам Валерия Беляковича, болезнь стала спасением, потому что Виктор «терял человеческий облик». Началось все с банального воспаления легких, которое затянулось, плохо залечилось. Виктор попал в больницу, где находился довольно долго. На целых полтора года он был отлучен от родного театра, ему запретили работать. К счастью, лечение потребовало от него максимального проявления силы воли — необходимо было расстаться со своей зависимостью от спиртного, лечиться надо было долго и серьезно. Как это всегда бывает у таких глубоких и неординарных натур, болезнь обострила в его мироощущении какие-то очень важные, существенные моменты: он много читал, много думал. Возможно, именно тогда особенно сильно развились в Авилове зачатки его экстрасенсорных возможностей. Видимо, сказалась освобожденность от постоянных энергетических затрат на сцене — он сосредоточился на собственном внутреннем мире, на том, что еще было не до конца ведомо ему в себе самом. А Виктор был любопытен и любознателен — хотелось знать себя до самого донышка, владеть своими возможностями так же, как владел он зрителями в театре и кино.

Случилось так, что с Воландом Виктор Авилов встретился дважды. Он сыграл эту роль не только у себя в театре, но и в спектакле Независимого русского театра Украины у режиссера Юрия Кочевенко. Это был антрепризный проект, но не тем артистом был Виктор Авилов, чтобы относиться к антрепризе как к халтуре, возможности подзаработать. Тем более что играть ему предстояло не кого-нибудь, а снова — Воланда, «богоравную субстанцию». Авилов не собирался повторять в этом спектакле то, что было найдено и уже закреплено в спектакле Валерия Беляковича, — с уважением относясь к украинскому режиссеру, он готов был на эксперимент, но то, что было особенно дорого ему в булгаковском персонаже, пересматривать и — главное! — «облегчать» не собирался.

Вспоминает актриса Ольга Кабо, приглашенная в проект на роль Маргариты: «Первый раз мы встретились очень давно — на съемках фотофильма „Гранатовый браслет“. Фильм стоп-кадров. Вся история Куприна. Когда мы познакомились, я подумала: „Какое интересное лицо у актера“. Это, наверное, было еще до его „Узника замка Иф“. Он безумно притягивал к себе внимание. В этой некрасивости была удивительная красота… Ни Виктор, ни я к этому проекту как к антрепризе не относились. „Мастер и Маргарита“, Булгаков ну никак не ассоциируются с тем, чтобы тяп-ляп сделать и возить по миру. Когда меня пригласили, я согласилась, не раздумывая. Хотя была опасность, что это окажется авантюрой. Но зная, что роль Воланда предложена Виктору Васильевичу, я приехала к нему в Театр на Юго-Западе, где он уже много лет работал над этим образом. Посмотрела спектакль. Мы встретились за кулисами, и он мне говорит:

— Оль, ну попробуем, попробуем. Я же живу. Все у меня в порядке. Я счастлив. А уже давно играю эту роль…

Выпуская спектакль, он очень затрачивался. Ему этот материал был хорошо знаком, Авилов жил с булгаковской энергетикой много лет. И хотя у нас был замечательный украинский режиссер Юрий Кочевенко, Витя как-то держал всех… Был организационным центром работы. Все со своими вопросами шли к нему. Энергетика, которая порождена Булгаковым, прежде всего выплескивалась в роли Воланда, в его великолепных монологах. Авилов выходил на сцену и мог ничего не играть. От него шли такие флюиды, что все вокруг становились одним ансамблем. Он был центром.

Сначала, когда он должен был приехать на первую репетицию, было ужасно страшно — актер с такой энергетикой, с таким именем, с таким опытом!.. Я всегда отношусь к партнерам с пиететом. Я очень ценю партнерские отношения. Комфорт в них. И после увиденного спектакля в театре Беляковича было немного страшновато. Но буквально после первой репетиции, первой встречи все сомнения растаяли, и Виктор стал настоящим Другом. С большой буквы.

С одной стороны, он был очень требователен. С другой — никогда не позволял себе обидеть актера, который рядом с ним, да еще значительно его слабее. Направлял — но с уважением».

К сожалению, этот спектакль мне не довелось видеть. Но ко всему, о чем говорит Ольга Кабо, я отношусь с абсолютным доверием, потому что знаю степень ответственности Виктора Авилова за все, что происходило на площадке. Допускаю даже, что он многим помогал режиссеру, не мешая его замыслу, а в чем-то уточняя, углубляя намеченное Юрием Кочевенко, — ведь Авилов не просто прошел через этот сложнейший материал в своем театре, но очень много думал о романе Михаила Булгакова. На сложившийся уже рисунок спектакля Валерия Беляковича он повлиять не мог да и не хотел, считая Беляковича гениальным режиссером, умеющим предусмотреть в своих спектаклях абсолютно все, каждую грань и каждый оттенок, но какие-то результаты своих размышлений, какие-то уроки несомненно учитывал в новой постановке, посвящая режиссера в свои малые и большие открытия.