Юрий Алянский - Театр в квадрате обстрела

«Вчера я был поставлен в известность Общей частью ПУ, что мне предоставляется отпуск для написания пьесы сроком с сего числа до 10 ноября с. г. Как я уже докладывал начальнику ПУ, срок в полтора месяца для написания пьесы является совершенно нереальным. Кроме того, приступить сегодня же к работе я не могу — необходимо иметь по крайней мере 2–3 дня для сдачи дел. Наконец, я имею на ближайшие дни ряд заданий, которые даны мне от имени ПУ КБФ со ссылкой на приказание начальника Пубалта: 29-го — участие в вечере Дома ВМФ, 30-го — занятия на курсах редакторов. Мне поставлены также жесткие сроки для сдачи зачетов по военно-морским дисциплинам. Все это еще более сокращает и без того нереальный срок.

Прошу Вашего ходатайства перед начальником Пубалта о предоставлении мне более длительного срока (минимум до 1/XII) или, если это невозможно, — прошу освободить меня от невыполнимого задания и разрешить мне продолжать выполнение своих обязанностей в редакции газеты.

Я не хочу брать на себя обязательств, которые заведомо не выполню, или компрометировать себя халтурной работой.

25.09.43

Мотивы капитана не возымели ожидаемого действия. Возражать приказу не полагалось даже мобилизованной Мельпомене. На рапорте Крона появилась такая резолюция начальника Пубалта:

«Тов. Крон.

Садитесь и пишите пьесу, а не рапорта. Не торгуйтесь, вы не на базаре. Вы сначала напишите хоть что-нибудь. Если будет получаться дельная вещь и нужно будет добавить время — добавлю. Докладывать мне каждые 10 дней о ходе работы.

Крон перебрался в «Асторию». Ему достался отличный номер — окнами во двор. В те дни о лучшем нельзя было и мечтать: в такие помещения не ударяла при обстреле взрывная волна, не попадали осколки снарядов — если, конечно, снаряд не падал во двор. В номере имелся письменный стол с лампой и телефоном, разумеется, бездействующими. Сиротливо стоял граммофон с трубой — один из тех предметов, которые переходили из рук в руки обитателей блокадной гостиницы и скрашивали их недолгий и тревожный досуг. Валялась пустая коробка из-под киноленты; простыл и след военного оператора, бросившего ее здесь. Теперь коробка пригодилась новому постояльцу: в ней можно было подогревать скудную блокадную еду.

В первый же день после переезда, достав чудом сохранившийся хороший, большой блокнот, на котором стояло: «Светоч» № 176», Крон написал на обложке: «Офицер флота», пьеса, I акт. На случай утери: нашедшего прошу доставить Песочная, 10, кв. 12, позвонить В 2-64-20 (кв. Вишневского)». Скоро, однако, блокнот кончился. И в самый разгар событий пьесы герои ее перекочевали в бланковую книжку, на каждом листке которой сверху стояло: «Трест Ленинградодежда. Начальник строительства швейного комбината. Ново-Александровский рынок. Служебная записка. 1932».

Пергамент привез бутылку керосина — без света пьесы не напишешь. Потом театр обратился к генералу Леониду Николаевичу Пурнику, комиссару военно-воздушных сил КБФ, который за внешней суровостью не мог скрыть природной доброты. Генерал раздобыл для писателя плитку шоколада.

Один раз в сутки Крон отправлялся за своим пайком на береговую базу подводников. Однажды на обратном пути его застал обстрел. От близкого разрыва и воздушной волны Крона контузило. Падая, он успел подумать, что судки надо удержать, поставить. А очнувшись, снова подумал не о себе — о супе. Эмалированные судки стояли рядом. Почти ничего не пролилось. Только одна макаронина лежала на лацкане шинели. Крон съел ее, поднялся и пошел дальше.

Помня о приказании контр-адмирала Волкова, Крон на исходе десятого дня написал докладную записку. Он сочинял ее и усмехался про себя: «Докладываю… Первые десять дней продумывал общую архитектонику пьесы, работал над экспозицией. Обдумываю зерна образов…» На другой день адъютант контр-адмирала сказал ему: «Не дразните, это плохо кончится». Следующий рапорт выглядел серьезнее и популярнее.

В промерзшей «Астории» в очень короткий срок писалась пьеса «Офицер флота».

У Крона был свой рабочий термин — «технический сюжет». Драматург подразумевал под ним ту «производственную ситуацию», вокруг которой складываются человеческие отношения. «Технический сюжет, — писал Крон, — это скелет пьесы, тот каркас, на котором зиждется сюжет нравственный. От этого каркаса многое зависит, в том числе и философия пьесы… Техническим сюжетом «Офицера флота» является история ремонта подводной лодки силами команды в труднейших условиях блокады».

Драматургу не надо было куда-то ездить, знакомиться с людьми, есть с ними тот самый пуд соли, без которого писатель и его герои по-настоящему не сближаются. Крон сам жил этой жизнью в течение двух лет войны, такой войны, где и меньшие сроки давали человеку, художнику, огромный запас впечатлений и материалов. Пуд соли был съеден им подчистую еще задолго до начала работы над пьесой. Крон вспоминал матросские рассказы, виденное и слышанное за годы войны, перебирал свои записи. Постепенно в воображении вырисовывался характер и облик главного героя пьесы, командира подводной лодки Виктора Горбунова. Драматург мог бы назвать по фамилиям нескольких командиров-подводников, похожих на Горбунова. Крон не придумал в номере «Астории» почти ничего, что определяло бы характеры действующих лиц, мотивы их побуждений — все это возникало из переплавки подлинных фактов, событий, воспоминаний. Любой факт в пьесе подтверждался несколькими аналогичными случаями из жизни. Пьеса, произведение художественное, получалась одновременно и произведением в высокой степени документальным. А зернышком, из которого проросла пьеса, был, по признанию самого писателя, его коротенький рассказ «Я держу мой флаг». «Служебные ситуации» героя рассказа и героя пьесы оказались сходными.

Эта служебная ситуация стала одной из «горячих точек» пьесы.

Кондратьев. Лодка повреждена, требуется сложный ремонт. На завод не надейся: завод сейчас ничего не может. Оставим на лодке самую малость народу, остальных распишем. Пушку и исправные приборы у тебя возьмем — облегчится ремонт на других лодках…

Горбунов. Морской устав гласит, что на всякое предложение о сдаче я обязан ответить отказом.

Кондратьев. О какой сдаче? Что вы мне, ей-богу, голову морочите? Давайте проще!

Горбунов. Отступить перед блокадой, вывести из строя боевой корабль равносильно сдаче. Я берусь отремонтировать лодку полностью и не попрошу у вас ни одной гайки.

Кондратьев. Я берусь!.. Я командир!.. Я держу мой флаг!.. Все «я»! Подумаешь, какой флагман. Скромности больше, товарищ капитан-лейтенант. Подготовьте списки людей, кого считаете необходимым оставить. Человек десять, не больше… Два дня сроку.