Юрий Алянский - Театр в квадрате обстрела

Уходя от немцев, опережая их всего на сутки, Юра с матерью оказались в Ленинграде, в квартире на набережной Фонтанки. Мать вскоре отправилась на оборонные работы. Десятилетний мальчик остался один.

И тогда успевшая зародиться в нем страсть к чтению захватила его целиком. Теперь, в осажденном городе, чтение становилось единственным занятием, способным отвлечь от тягостной тишины за стенами дома, от тревожного стука метронома, от чувства голода. В квартире имелось несколько собраний сочинений классиков. Юра прочел их методично, подряд, том за томом. На письменном столе у окна в аккуратную стопку укладывались издания, какие можно было купить в Ленинграде в первые недели войны: «Красное и черное» Стендаля, большой однотомник Маяковского, книга Всеволода и Льва Успенских «Мифы древней Греции» с рисунками Константина Рудакова. Уезжая на очередные работы, мать купила нарядную книгу, вышедшую из печати летом сорок первого, — «Античное и западноевропейское искусство» Ш. Розенталя, напечатанную почему-то тиражом всего в три тысячи экземпляров. На каждой странице помещались прекрасные репродукции лучших образцов живописи и скульптуры от древности до наших дней с короткими, но очень емкими и выразительными аннотациями. Так началось первое знакомство мальчика с искусством. Укладываться с книгой под одеяло, где с наступлением холодов можно было быстрее согреться, мать не разрешала, чтобы сын не слабел. Он закутывался во множество одежек, садился к столу и читал.

В микрорайоне, ограниченном Загородным проспектом и Фонтанкой, образовалась маленькая компания мальчишек десяти — тринадцати лет. Главным увлечением подростков стали журналы и книги. Азарт, соревнование, желание блеснуть перед друзьями своей осведомленностью о ходе военных действий, о подвигах героев фронта побуждали искать в киосках и на лотках свежие книги и брошюры, целые блокадные серии, задуманные ленинградскими издательствами. Началась настоящая охота. Теперь стало важно не пропустить ни единого выпуска, уследить за поступлением новинок. Покупки не были для мальчишек обременительными — блокадные издания стоили копейки. Но не в цене заключалась их драгоценность. В чтении горячих строк о положении на фронтах, о героях прошлого и настоящего, в спорах о прочитанном — во всем этом и заключалось нравственное участие подростков в грозных событиях, до срока оборвавших детство.

Вот как складывалась блокадная библиотека Юры Маретина. Сегодня Юрий Васильевич Маретин, известный специалист в области истории и этнологии Юго-Восточной Азии, заведующий отделом литературы стран Азии и Африки Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, — один из самых крупных библиофилов Ленинграда. Блокадный раздел его книжного собрания насчитывает около 600 изданий — примерно треть общего числа выпущенных в те годы книг, сборников и брошюр.

Спросите иного собирателя, какова история той или иной редкой книги у него на полке, в чем ее историческое и культурное значение — и вы поставите его своим вопросом в тупик. Такая коллекция, по существу, превращается в склад. Маретин — библиофил, ставший пропагандистом. Его блокадные раритеты не материальные ценности, а любимые книги, сохраняемые для духовного развития, сначала — своего, а потом и новых поколений читателей. К тому же все эти старенькие, напечатанные на скверной бумаге издания — памятники его блокадного детства и дороги ему как частица жизни, источник светлых воспоминаний.

Беря в руки и показывая гостю (или слушателям — на публичных выступлениях) ту или иную книгу, Маретин не подчеркивает, что тираж ее был невелик, что этот экземпляр, может быть, единственный, оставшийся в наличии. Юрий Васильевич с увлечением читает заключенные в сборнике военные стихи, рассказывает об авторе, вспоминает историю приобретения книги и о том, как вместе с друзьями по блокадному общежитию упивался он запечатленными на пожелтевших страницах подвигами. Такова высшая форма пропаганды книги. Такое коллекционирование — неоценимая заслуга перед народом и государством.

Есть, пожалуй, одна блокадная серия, которую Маретину целиком собрать не удалось. В ней было 15 выпусков. Называлась она «Библиотека краснофлотской поэзии» и издавалась в 1941–1942 годах в Кронштадте и Ленинграде. Полного комплекта этой серии нет ни в Ленинской, ни в Публичной библиотеках — крупнейших хранилищах страны. А есть только у поэта Всеволода Борисовича Азарова.

Широта интересов юного покупателя книг определялась возрастом. Его внимание привлекало то, мимо чего иные спокойно проходили: брошюра К. Булочко «Обучение рукопашному бою. Краткое пособие» (напечатана в Ленинграде в первую блокадную зиму), пособие полковника Н. Петрова «Уличные бои» (Ленинград, Госполитиздат, 1942), «Использование в пищу ботвы огородных растений и заготовка ее впрок» (Лениздат, 1942). Заметил мальчик и резкое изменение книжной конъюнктуры. Роскошные издания, одетые в кожу, с золотым тиснением или золотым обрезом, перестали цениться — их не брали. Зато стихи Ольги Берггольц, Константина Симонова, Веры Инбер встали по цене в один ряд с хлебом, менялись на него. Мальчишек часто увлекает история. Теперь она сходилась с настоящим, объясняла его, «намекала», по выражению Белинского, о будущем. Так у Юры Маретина появилась книга М. Тихановой и Д. Лихачева «Оборона древнерусских городов». Древние Киев, Новгород, Псков протягивали руки брату на Неве. Сегодня на этом экземпляре книги можно прочесть авторскую надпись: «Книга эта написана в феврале-марте 1942 года в состоянии жестокой дистрофии, но работа над ней помогла мне сохраниться. Д. Лихачев. 8.II.1982. 40 лет». Книги помогали сохраниться и тем, кто их писал, и тем, кто читал.

Юрий Васильевич достает все новые книжные редкости и не может скрыть восхищения трудом их авторов, составителей, издателей. Здесь прежде всего восхищает оперативность. На последней странице рукописи «Хмурого утра», третьей, заключительной книги «Хождения по мукам», Алексей Толстой поставил: «22 июня 1941 года». Окончилась эпопея романа. Началась эпопея Великой Отечественной войны. Мы знаем, как долго печатаются книги. А «Хмурое утро» появилось на книжных лотках военного Ленинграда уже осенью сорок первого года. Этот случай не исключение. Довольно объемистый сборник «Прорыв» подписан к печати (а значит, составлен, отредактирован, набран, сверстан, снабжен иллюстрациями) ровно через месяц после прорыва блокады города! Так работали писатели и печатники на огненном рубеже.

Радостно поражает и полнота блокадных изданий, собранных в этой коллекции. Маретин просит обратить внимание на состав антологии «Русские поэты о Родине», выпущенной в Ленинграде в 1943 году. Она охватывает гигантский пласт русской литературы от Ломоносова до Маяковского. Здесь, особенно в военное время, можно было взять лишь основные, канонические имена. Но составители Б. Попковский и А. Островский поступили иначе и включили в свой сборник малоизвестные стихи Надсона, Апухтина, Полонского, К. Случевского, Сологуба, А. Белого. А прекрасно оформленный Лениздатом в 1944 году сборник «Женщины города Ленина» (коленкоровый переплет, хорошая белая бумага, иллюстрации) Маретин называет рыцарственным. Все усилия издателей и полиграфистов были мобилизованы на то, чтобы поднять ленинградку на заслуженный ею пьедестал.