Марина Райкина - Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь

— У Вити не было проблем с начальством, а у вас?

— Ни я, ни Миша не умеем ладить с руководством. Потому что вот я что думаю, то в лоб и говорю. Поэтому в свое время ушел из театра Райкина.

— А что это была за история, когда Райкин вас выгнал?

— Я ушел из театра из-за чего? Мы с Витей репетировали одну сцену, мы там много всего придумали, и вдруг Райкин из зала говорит: «Это не смешно». Мы снова повторяем. «Это не смешно». Тогда я спрашиваю: «Почему, Аркадий Исаакович, по-моему, это смешно». «Ты понимаешь в юморе больше, чем я?» Я сказал: «Да». И подписал заявление об уходе. Вот такой у нас с ним был конфликт. Конечно, это была глупость. И все понятно. Но такой у меня характер. В отличие от Вити я сначала делаю, а потом думаю.

Только раз Витя вспылил. Это была уникальная история. Это было в Киеве. Мы должны были в приказном порядке ЦК участвовать в концерте особой важности. Шесть юмористов, в том числе и мы с Витей, должны были выйти на сцену и играть интермедию. Когда мы ее прочитали, тут же сказали, что выступать не будем, потому что дорожим своим именем.

«Вот народные согласились, а вы тут, понимаете, строите из себя артистов», — сказали нам. И артисты, которые прежде разделяли наше мнение, не поддержали нас. Тогда Витя встал (он же с украинской фамилией, они же его за своего принимали), встал и сказал: «Идите вы все». И пошел такой текст матом. Я раскрыл рот. Немая сцена. В общем, мы сбежали из Киева.

Как ни странно, мы с Витей были гораздо ближе, чем с Мишей.

— А что же тут странного?

— Ну, казалось бы — мы два одессита, два еврея. Нет, мы по духу близки с Мишей. Мы просто одинаковые по характеру. Поэтому нам надо очень часто расставаться. Я Мишу очень люблю и стараюсь ему не попадаться на глаза.

— А кто из вас, одесситов, круче?

— Я. Я вспыльчивый, но Миша очень крепкий. Он качается. Он до сих пор так может сжать руку, что умрешь на месте. Я легкий. Больше занимался акробатикой, прыжками в воду, бегом, футболом. Тут я ему дам форы. Здесь он слабак. А вот физически Миша очень крепкий. Тьфу-тьфу.

— Роман, а почему вы о Вите говорите в настоящем времени на протяжении всей нашей беседы?

— Потому что он есть для меня. Мне тяжело сейчас не физически, не материально. Только морально. Только не хватает Вити, его ума, его таланта.

Знаете, мне сейчас звонят актеры, очень приличные, и предлагают работать вместе. Я отказываюсь и буду отказываться. Потому что есть две причины. Во-первых, это отсутствие репертуара. Миша не пишет уже для меня. Только иногда. А во-вторых, это самая главная причина — память Вити. Я однолюб. Влюбился в Жванецкого, влюбился в Витю, влюбился в свою жену. Мы почти никогда с ним не ссорились. Только один раз, из-за женщины. В молодости мы с ним влюбились в одну женщину и в один вечер чуть ли не до драки дошло. Мы с ним неделю не разговаривали. И это был единственный случай за тридцать лет.

Сегодня в лодке он один. Он сосредоточен на себе («у него богатая внутренняя жизнь», по Жванецкому) и упрямо налегает на весла. Он пытается плыть вперед, постоянно оглядываясь на лазурный берег, по которому идут три беспечных молодых одессита — Миша, Витя и Рома.

Каждый артист мечтает отойти от маски, к которой все привыкли. Вот Ольга Аросева — не кокетка пани Моника, а женщина, которая ради своей семьи идет на преступление. А Спартак Мишулин — грустный неаполитанец, лучше других понимающий изнанку философии спасения любыми средствами. Хотя эту непростую тему веселая парочка обыгрывает уморительно смешно, потому что

В «САТИРЕ» ОБЪЯВИЛИСЬ МИЛЛИОНЕРЫ

Макаронная вакханалия не по-флотски — Любовь на продуктовой почве — Очень веселые похороны

— Так, начинаем с макарон, — объявил режиссер и потребовал тишины. Ее было позволено нарушить только музыкантам, скромно притулившимся на лестнице слева от сцены. Аккордеон и гитара затянули что-то жалостливое, обозначив характер дальнейших событий.

— Где мои макароны? — парень в спецовке (Борис Тенин) надвинулся на пожилого господина — своего папу. Папа — Спартак Мишулин — испуганно оправдывался перед сыном, занюхивая слова корочкой лежалого сыра.

— Нет, я не понимаю, папа, вы же съели вчера свою порцию… Я не хочу, чтобы в этом доме трогали мою еду.

Хорошенькое начало получит дальнейшее развитие с появлением на сцене главы семейства — Амалии, которую играет Ольга Аросева. О ее наступлении возвестил скандал за сценой, и появившаяся артистка, вся взлохмаченная и возбужденная, прокричала:

— Дура! Она еще торчала в моем доме… Я ничего для нее не жалела — то тарелка макарон (дались им эти макароны. — М.Р.), то яички. По два яичка каждое утро. Одна Мадонна знает…

Не знаю, как Мадонна, а всем уже известно, что в Театре Сатиры так репетировали спектакль «Неаполь — город миллионеров» по Эдуардо де Филиппо. На сцене — послевоенный голодный, разоренный город, примерно такой, как многие российские точки постреформенного и посткризисного периода. Что ж теперь удивляться, что у людей на уме одна шамовка. «Неаполь» на Садовом кольце, супротив главного китайского ресторана «Пекин» выстраивает режиссер Михаил Мокеев, который как-то странно притих в шестом ряду и наблюдает всю эту продуктовую вакханалию первого акта. Почему-то не останавливает действия и не делает замечаний артистам.

— Яйца тухлые, макароны скисли, — противным голосом кричит подруга Амалии — артистка Фруктина — и убегает. В захлопнувшуюся за ней дверь летит, кажется, сковородка. Под мелодию явно неаполитанского происхождения выясняется, что семья Амалии, чтобы выжить, заводит частное дело — открывает кафешку, а под его прикрытием спекулирует дефицитными продуктами. Причем всем заправляет, естественно, Аросева, а муж ее, Мишулин, контуженный на войне, регулярно теряет память и временами сильно смахивает на идиота. Идиот у Мишулина растерянный и очень печальный с глазами цвета кофейных зерен. Он еще всех удивит — и как персонаж, и как артист… Впрочем, окончательным идиотом его делает все семейство в финале первого акта. Но до этого еще далеко.

Пока же на сцене легкий хаос из фрагментов будущих декораций. Спартак Мишулин обсуждает с сыном — Тениным, как ему лучше высовываться из-за ширмы встать боком или в три четверти, чтобы не получить пустой миской по морде. В это время его дочь — Марина Ильина — болтает с актрисой Натальей Защипиной. Ольга Аросева устроила себе перекур. Режиссер Мокеев продолжает не вмешиваться, как будто объявил итальянскую забастовку.

Затянувшись сигаретой, Аросева привычным движением заправила в лифчик мятую купюру.

— Когда после репетиции я прихожу домой, — смеется она, — раздеваюсь, то из меня выпадают эти самые «деньги».