Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич

Простота Живки срывает покровы с всего и вся, и тут уже не нужны никакие декларации и пояснения. И зритель, наблюдая с живейшим интересом за Живкиной «эпопеей», как бы вводится за кулисы, откуда видна убогая изнанка роскошных декораций.

Но хватит о Живке… Драматург сидит за стеклянной перегородкой в лавке Райковича и пишет новую комедию.

Нельзя сказать, что лавка Райковича была спокойным местом для работы. Целый день в лавку заходили покупатели, то и дело писателя навещали здесь друзья. Он бросал перо, прерывая фразу на полуслове, заказывал кофе, шутил, рассказывал, а когда «пришельцы» удалялись, снова брал перо и как ни в чем не бывало продолжал прерванную работу.

Писал он всегда все одним и тем же пером. Перо было отвратительное — приходилось по нескольку раз макать им в чернильницу, для того чтобы написать единственную фразу. Один из молодых писателей выразил удивление, почему он не сменит перо.

— Э, дорогой друг, — сказал, посмеиваясь, Нушич, — тем временем, пока я напрасно пытаюсь начертить этим дрянным пером буковку и все вожу им по одному месту, у меня сочиняется нужная фраза и находится самое ловкое слово.

— А я думал, что вы из-за этого пера только время теряете, — сказал молодой писатель.

— Спешить не надо, — задумчиво произнес Нушич. — Важно работать непрестанно, терпеливо, заниматься делом, за которое взялся…

А вот разговор еще с одним писателем — Божидаром Ковачевичем.

— Удивляюсь, господин Нушич, почему вы целые дни проводите в этой комнатенке у Райковича, где вас постоянно беспокоят и сосредоточиться невозможно. Дома же работать спокойней.

— Дорогой мой, я бы и дня не прожил в одиночестве, — сказал Ага. — Поверьте, я бы ничего не мог написать, если бы не слышал шума улицы, если бы не видел все новые лица, если бы мне не о кем было выпить кофе и перекинуться самым обыкновенным житейским словом.

Росли стопки больших листов бумаги, исписанных бисерным неразборчивым почерком. Каждая строчка к концу непременно изгибалась книзу.

Заметив, что Нушич любит писать на линованной бумаге, Райкович однажды спросил его:

— Почему это, господин Нушич, вы всегда пишете на линованной бумаге — ведь вы все равно этих линий не придерживаетесь?

Нушич рассмеялся.

— А это, господин Стева, чтобы было наглядно, насколько я в своих писаниях отступаю вправо или влево от линии!

Устав, Нушич для развлечения выходил в лавку и помогал покупателям выбирать книги. При этом он говорил:

— Вы уж доверьтесь моему вкусу!

— Да из вас, господин Нушич, получился бы прекрасный торговец! — сказал как-то Райкович.

— Видно, отцовская кровь дает себя знать, — весело отвечал тот.

Первый постановщик многих комедий драматурга, режиссер Йосип Кулунджич, вспоминал:

«Сам Нушич, который ходил в театр только на генеральные репетиции и премьеры своих пьес, часто говорил, что любит писать в лавке у Райковича, потому что чувствует себя, как в театре: через стеклянную стену, отделявшую контору Райковича от лавки, он рассматривал покупателей, наблюдал их движения, жестикуляцию, мимику, словно в немой сцене, и пытался воображением наделить типичными особенностями каждого…»

Уже недалек был и семидесятилетний рубеж, но Ага был все тот же — худощавый, подвижный, остроумный. Он — душа всех начинаний культурной жизни столицы, непременный председатель или член правления творческих союзов, различных обществ.

И он по-прежнему влюблен в Любицу Д. Она вышла замуж за актера и тоже переехала в Белград. Нушич бывает в их доме. Ему дозволено любоваться красотой молодой хозяйки и делать богатые подношения. Щедрость его настолько велика, что Любица с мужем получают возможность открыть собственный театр — джаз-оперетту «Жужу».

Если до сих пор домашние Аги еще как-то мирились с этой «внебрачной прогулкой», то теперь, получив весьма вещественные доказательства его глубокой привязанности к молодой актрисе, они забеспокоились. Взялась «спасать» Агу его дочь Гита, старавшаяся скрывать от ревнивой Даринки увлечение отца. Она пробовала поговорить с самой Любицей. Такие переговоры обычно обречены на неудачу — Любица «сделала большие глаза», и Гита ушла ни с чем.

Тогда она подступила к самому Аге и прижала его к стенке жестким требованием — если уж он увлечен настолько, что не может жить без «этой женщины», то пусть расскажет все матери и разведется с ней. Ага воспринял это без всякого юмора. Он вдруг задумался в сказал:

— Неужели ты думаешь, что я мог бы разрушить брак после всего того, что он дал мне за сорок лет?

Ага не поскупился на заверения, что порвет связь, нежелательную семье.

Вечный должник вдруг получил заманчивое предложение. Известный белградский издатель Геца Кон усмотрел выгоду в издании собрания сочинений Бранислава Нушича. Он даже обязался уплатить самый срочный долг Аги — около 30 тысяч динаров.

— А не рано ли, господин Кон? — мрачно пошутил Ага. — У нас собрания сочинений издают обычно, когда писатель уже обеими ногами в гробу, а я — лишь одной…

Наконец занятия литературой принесли ему обеспеченность. Отныне Ага получал 5 тысяч динаров ежемесячно. Кон нажил на издании миллион.

Большие доходы стали приносить театры. С 1920 по 1932 год белградский Народный театр включал в свой репертуар шестнадцать новых и старых пьес Нушича. Нападки критики, казалось, разжигали интерес публики. «Путешествие вокруг света» дало театру более полутора миллионов динаров. «Госпожа министерша» за сравнительно короткий срок принесла в кассу театра 872 716 динаров, из которых Нушич получил 167 тысяч. Только поступления от белградского театра составляли 5100 динаров в месяц, а пьесы его ставились еще и в Скопле, Загребе, Сараеве, Новом Саде, Сплите и других городах, зарубежные театры тоже присылали значительные деньги.

Но пока долгов у Нушича было еще больше. Жил он всегда на широкую ногу. Дом его (все еще наемная квартира) всегда наводняли знакомые Аги, а теперь еще друзья дочери и зятя, живших на его иждивении. Порой Ага садился за стол сам-тридцать.

Среди частых гостей бывали актер Милорад Гаврилович, литератор Риста Одавич, драматург Милан Предич и много молодежи — журналист Милан Джокович, режиссер Йосип Кулунджич, художник Сташа Беложански…

— Каков секрет вашей молодости? — часто спрашивали семидесятилетнего Нушича, всегда веселого, готового подшутить и даже напроказить.

— Никогда не дружите с людьми старше вас или со своими сверстниками, — отвечал комедиограф. — Посмотрите на меня, всегда в окружении молодых.

С появлением звука в кино неутолимое любопытство заставило его согласиться принять участие в создании фильма — музыкальной комедии «Солдат и девушка» — в качестве… актера. Фирма «Парамаунт-ревю» в 1930 году пригласила его на съемки фильма в Вену, предложив роль конферансье в этом фильме-концерте.