Александр Мацкин - Орленев

печатал в «Новом времени».

** В архиве Суворина сохранилось несколько писем Орленева по поводу

«Гамлета». Первое из них относится еще ко времени его американской по¬

ездки (1905—1906 годы). Там есть такие строки: «Вот уже скорогод, как я,

подобно Вам (помните, в Феодосии), не разлучаюсь с книжкой Полевого:

«Гамлет». Должен Вам сказать — это будет моя лебединая песнь, по я

непременно спою. Все, что росло во мне, что теперь кипит и борется, все

Все получилось не так. Суворин был болен и, хотя внима¬

тельно выслушал Орленева и одобрил его замыслы, замечаний

относительно «Гамлета» не сделал. Актер ждал от него открове¬

ний, а услышал приятную похвалу. Как всегда при их встречах,

Суворин пригласил Орленева в свой театр. Павел Николаевич

побывал там, потолкался за кулисами и написал. Тальникову:

«Суворин, Глаголин, молодой Суворин, несмотря на мой само¬

вольный, мятежный уход, всячески зовут опять и просят играть

что хочу, и главное, Гамлета. Но «дух» в этом театре меня от¬

талкивает» 27. Таким образом, петербургская поездка ничуть не

приблизила его к цели. Напротив, к старым нерешенным вопро¬

сам прибавились еще новые. В его конспекте появилась запись:

«К Станиславскому. Гамлет — это Россия (мое предположение).

Некоторые комментаторы пишут: «Гамлет — это Германия»28. Он

хочет проверить эту мысль у Станиславского, но не рискует

к нему обратиться. Кто же поможет ему распутать все узлы

в «Гамлете»? — рассуждает он вслух в письме к Тальникову.

У молодого критика реакция была мгновенная; по своей ини¬

циативе он обратился к Марджанову (про которого Немирович-

Данченко через год напишет Станиславскому: «Он великолепно

толкует психологию, не хуже меня»29), работавшему тогда

в Одессе в антрепризе Багрова, с предложением взять на себя

режиссуру орленевского «Гамлета». Марджанов, видимо, согла¬

сился, Тальников немедленно об этом известил Орленева, и тот

так ему ответил: «Вчера получил твое письмо о Марджанове, и

первая мысль была карамазовская — уже написал тебе теле¬

грамму: «Разбиваю маршрут и лечу знакомиться и беседовать

с Марджановым». Но остановился... Вот и реши, в чем больше

воли? Теперь, когда одумался, не ругаю себя за эту остановку.

У меня в моей лекции Второму актеру Гамлет говорит (про ак¬

тера) — «На сцене царит Он и только Он» 30.

Дальше Орленев пишет, что в этих словах прямой вызов тому

направлению режиссерского театра, которое представляет Мард¬

жанов. При таком различии во взглядах есть ли смысл в их со¬

трудничестве? Письмо это датировано февралем 1909 года.

положу в нее, и тогда мой мятежный дух успокоится!» Последующие письма

датируются 1908 годом; адреса отправления — Россия, Австрия, Швейцария.

Он пишет в этих письмах, что его работа над «Гамлетом» близится к концу,

хотя полной уверенности в этом у него нет. Так, например, из Женевы он

сообщает, что едет в Россию «играть начерно Гамлета. В скором времени

попробую, выйдет или нет». В последнем письме этого цикла он жалуется

на утомление: «Пятнадцать лет не отказывался ни от одной роли. Устал.

Должен набраться ярких впечатлений». Их очень ему не хватает. В этом

письме он пишет, что хочет изучить английский язык, чтобы уверенней

играть «Гамлета»26.

Проходит немногим больше месяца, и из нового письма Орле-

лова к Тальникову мы узнаем, что он изменил свое решение и

встретился где-то в пути с Марджановым, и их беседа, несмотря

па краткость, была многообещающей. «Марджанов виделся со

мной проездом минут двадцать и так сказал: «Если актер и ре¬

жиссер взаимно любят друг друга, то могут соединиться для

одного, а я вас за эти двадцать минут полюбил!» Сейчас уехал

он в Париж — оттуда мне сюда в Луганск напишет. Я отвечу, за¬

тею переписку с ним, сыграю где-нибудь в трущобе «Гамлета»,

а там посмотрим»31. Перспектива обнадеживающая, какая-то об¬

щность взглядов у них наметилась, возможно, они договорятся

о совместной работе. Но то ли Марджанов не написал из Парижа,

то ли Орленев не ответил ему из Луганска, и всю тяжесть по¬

становки «Гамлета» он по-прежнему нес на себе и сгибался под

этой тяжестью.

Некоторые подробности последних репетиций и первых пред¬

ставлений нам известны из рабочих конспектов Орленева 1909 го¬

да. Разные и неожиданные замечания разбросаны здесь по тексту.

Он, все еще не избавившись от гипноза теории, сочиняет, разъяс¬

няет и предлагает новые решения. Мелькают города и даты —

в апреле в Александровске он записывает слова Моцарта, что,

если бы «речи духа» в «Гамлете», точно так же как «голоса из

подземелья» в опере Метастазио «Ахилл на Скиросе», были не

такие обстоятельные и затяжные, они «воздействовали бы еще

лучше». Ему тоже кажется, что в тексте у Тени отца Гамлета

полезны были бы купюры. В июле в Одессе он дает свое толко¬

вание сцене на кладбище и реакции Гамлета: «У памятника По¬

лонию (Polonius) убить он не боялся, ответить тоже, а вот черепа

испугался» 32. И понятно почему: там — наиреальнейшая логика

борьбы и жизни, здесь — непостижимая ирреальность перед ли¬

цом вечности.

В его рабочих конспектах размышления после спектаклей

(Шавли. Ночью после сильно сыгранного Федора; Либава. После

плохо сыгранного Федора), как и раньше, перемежаются с вы¬

писками из специальной литературы и комментариями к ней.

По-прежнему Орленев часто возвращается к теме времени внеш¬

него и внутреннего — когда, в какую эпоху происходили события

в трагедии Шекспира — и ссылается на немецкого историка фи¬

лософии Куно Фишера, заметившего, что «Гамлет» обнимает

«промежуток времени, равный целым пяти векам». Ему важно

также знать, сколько длятся события в пределах самой трагедии,

от ее завязки до развязки; срок этот, по его соображению, нема¬

лый: «Обрастание бородой: время после смерти Полония до

отъезда Гамлета в Англию» 33.

Его переделки в этот последний репетиционный период косну¬

лись многих сцен трагедии. По-новому строился, например, раз¬

говор Гамлета с актерами. Орленев держался того мнения, что

Первый актер так искушен в своем ремесле, что нелепо ему дока¬

зывать очевидные истины («Не следует рубить воздух руками»);

в самом деле, он показал уже свой класс игры, когда в предыду¬

щей сцене заставил принца прослезиться. У Орленева Гамлет

обращается со своими наставлениями ко Второму актеру, испол¬

няющему роль Луциана. Разыгрывается такое действие: Гамлет

гримирует Луциана прямо на сцене, добиваясь не слишком на¬