Джон Гришэм - Вне правил

В практике каждого адвоката, имеющего дело с простыми людьми, есть своя история ужасов о том, как получившему пожизненное увечье клиенту выплатили по страховке лишь возмещение расходов на медицинское обслуживание.

А что с настоящими преступниками? Наши законодатели приняли еще один закон, предоставляющий судебный иммунитет спецназовцам, которые могут слегка увлечься и застрелить не того человека. При трагедии, произошедшей в доме Ренфроу, четверо полицейских выпустили не меньше тридцати восьми пуль. Пока неясно, кто на самом деле ранил Дага и убил его жену, да это и не важно. Они все освобождены от уголовного преследования.

Я много часов провожу с Дагом, пытаясь растолковать ему действующие правовые нормы, лишенные всякого здравого смысла. Он хочет знать, почему жизнь его жены оценивается всего в один миллион долларов. Я объясняю, что за это ограничение проголосовал сенатор от его штата и что он тоже берет деньги от страховых лоббистов, так что Дагу, по-видимому, следует связаться с этим выборным должностным лицом и устроить ему скандал за такое голосование.

— Тогда почему мы подаем в суд и требуем пятьдесят миллионов, если максимум, на что можем рассчитывать, — один миллион? — не понимает Даг.

Ответ на данный вопрос тоже не такой простой. Во-первых, это называется «сделать заявление». Мы негодуем и отвечаем ударом на удар, и предъявить иск на пятьдесят миллионов звучит гораздо решительнее, чем на один миллион. Во-вторых, в этом злосчастном законе имеется уловка: он запрещает сообщать присяжным о существовании ограничения в один миллион. Они могут месяц выслушивать показания, оценивать доказательства, все хорошенько взвесить и вынести продуманный вердикт, посчитав, что компенсация за ущерб должна составить, скажем, от пяти до десяти миллионов долларов. Потом они расходятся по домам, а на следующий день судья благополучно и без огласки уменьшает сумму до миллиона. Газеты могут трубить о решении присяжных выплатить столь внушительную компенсацию, но адвокаты с судьями (и страховые компании) знают правду.

В этом нет никакого смысла, но не надо забывать, что закон написан теми самыми заговорщиками, которым мы обязаны малопонятной тарабарщиной в своих страховых полисах.

— Но как может быть, что полицейский высаживает дверь в мой дом, стреляет в меня и не отвечает за это? А если я стреляю в ответ, то превращаюсь в преступника, которому светит двадцать лет? — вопрошает Даг.

Простой ответ заключается в том, что они полицейские. А сложный — в том, что наши законодатели часто принимают несправедливые законы.

Мой клиент до сих пор в трауре, но понемногу приходит в себя. Его голова проясняется, и он постепенно начинает осознавать реальность. Его жена убита, убита мужчинами, которых нельзя привлечь к ответственности. Ее жизнь стоит всего один миллион долларов. А он, мистер Даг Ренфроу, подвергся уголовному преследованию, которое в один прекрасный день приведет его в зал суда, где его единственной надеждой будет отсутствие общего мнения среди присяжных.

На пути к справедливости воздвигнуто много барьеров и заложено немало фугасов, причем руками тех самых людей, которые выдают себя за поборников справедливости.

Мой маленький боец Тадео Запата выиграл последние четыре боя жестокими нокаутами. Одиннадцать побед подряд, а проиграл он за всю карьеру лишь три раза, и то по очкам. Сейчас он занимает тридцать вторую строчку в мировом рейтинге по легчайшему весу и уверенно двигается вверх. Промоутеры по смешанным видам единоборств уже начинают к нему присматриваться. Если он и дальше продолжит побеждать, то через полгода сможет выступить в Лас-Вегасе. Его тренер Оскар и менеджер Норберто говорят, что парня невозможно вытащить из зала. Он мотивирован, голоден и чуть ли не маниакально одержим желанием пробиться к участию в бое за титул чемпиона. Они усиленно его тренируют и не сомневаются, что он может войти в пятерку претендентов.

Сегодня он дерется с крутым чернокожим парнем по прозвищу Кувалда. Я видел его бои два раза, и он меня не беспокоит. Он типичный драчун, уличный боец с небогатым арсеналом умений в смешанных единоборствах. В обоих боях его отправили в нокаут в конце третьего раунда из-за того, что он выдохся. Он начинает очень активно, не умеет сдерживаться и распределять силы, за что и расплачивается по полной.

Я просыпаюсь весь на взводе, не могу даже завтракать — все мысли только о предстоящем бое. Ближе к вечеру я бесцельно слоняюсь по квартире, когда на сотовый звонит Джудит. У нее чрезвычайная ситуация — ее соседка по общежитию в колледже серьезно пострадала в автомобильной аварии в Чикаго. Джудит мчится в аэропорт. Ее партнера Эйвы нет в Городе, так что мне придется вспомнить, что я отец. Я сдерживаюсь и не говорю, что на этот вечер у меня совсем другие планы. Сегодня же бой!

Мы встречаемся в парке, и она передает мне сына, сумку с его вещами, не забывая снабдить меня кучей наставлений и инструкций. При обычных обстоятельствах я бы точно огрызнулся и мы наверняка заспорили, но у Старчера, похоже, хорошее настроение, и он хочет остаться со мной. С соседкой бывшей жены по комнате в колледже я незнаком, так что ничего про нее не спрашиваю. Джудит бежит к своей машине и исчезает. Пока мы едим пиццу, я спрашиваю Старчера, видел ли он по телевизору бои без правил. Нет, конечно! Его матери контролируют все, что он читает, смотрит, ест, пьет и думает.

Правда, в прошлом месяце его отпустили с ночевкой к другу по имени Тони, у которого есть старший брат Зак. И ближе к ночи Зак включил ноутбук, и они смотрели по нему всякие запрещенные вещи, в том числе бои без правил.

— И как тебе? — спрашиваю я.

— Круто! — отвечает он с ухмылкой. — Ты не будешь ругаться?

— Конечно нет. Я сам люблю эти бои.

Потом я рассказываю ему, как мы проведем вечер. Лицо Старчера озаряется такой радостью, какой я никогда раньше не видел. Я заставляю его поклясться, что он ни за что на свете не проболтается матерям о нашем посещении боев. Я объясняю ему, что у меня нет выбора; что я должен там быть, потому что вхожу в команду; что при обычных обстоятельствах он бы туда не попал.

— А маме я сам что-нибудь скажу, — говорю я без особой уверенности, но тут же понимаю, какому допросу с пристрастием его подвергнут дома о том, чем мы занимались вечером.

— Давай скажем, что ели пиццу и смотрели телевизор у меня в квартире, что будет правдой, потому что мы едим пиццу сейчас, а потом поедем ко мне и посмотрим телевизор.

Пару секунд он смотрит на меня в замешательстве, а потом радостно кивает.

Пока я переодеваюсь, он смотрит мультфильм. Ему нравится моя блестящая желтая куртка с надписью «Тадео Запата» на спине, и я объясняю, что работаю в углу. У каждого бойца есть команда, которая помогает ему между раундами в углу ринга, а я отвечаю за воду и все, что может понадобиться Тадео. Нет, моя роль не так уж и важна, но зато находиться так близко к событиям — это очень круто.