Джон Гришэм - Вне правил

— Так вам известно, где ее тело? — осторожно спрашиваю я.

— Давайте начистоту, Себастиан. Теперь вы мой адвокат, и я могу ничего от вас не скрывать, так? Если бы я убил десять девушек, спрятал их тела и все бы вам рассказал, то вы и тогда ни с кем не поделились бы этой информацией, так?

— Так.

— Никогда?

— Есть одно исключение из правил. Если вы что-то мне расскажете без передачи другим и я сочту, что это представляет угрозу для других людей, то я имею право сообщить об этом властям. Во всех других случаях я обязан молчать.

Он удовлетворенно улыбается и делает глоток.

— Расслабьтесь, никаких десять девушек я не убивал. Как и не сказал, что убил Джилиану Кемп. Но я знаю, где похоронено ее тело.

— И вы знаете, кто ее убил?

После недолгой паузы он говорит, что да, после чего снова замолкает. Я лезу в холодильник и достаю пиво себе. Несколько минут мы молча пьем. Он внимательно за мной наблюдает, будто слышит, как колотится у меня сердце. Наконец я не выдерживаю:

— Ладно, я не задаю никаких вопросов, но, может, вы считаете важным, чтобы кто-то, пусть даже я, был в курсе, где она?

— Да, но мне надо об этом подумать. Может, я скажу завтра. А может, и нет.

Я думаю о семье Кемп и о том невыразимом страдании, в котором проходит их жизнь. Меня захлестывает ненависть к этому парню и желание упрятать его за решетку, если не сказать больше. Он тут сидит у меня в фургоне и невозмутимо потягивает пиво, а семья девушки сходит с ума от переживаний.

— Когда ее убили? — спрашиваю я, стараясь выведать побольше.

— Не могу сказать точно, но я не убивал, клянусь. И в заточении она не рожала, если вы об этом. И на черном рынке ребенка не продавали.

— Вам многое известно, верно?

— Даже слишком, и за это меня могут убить. Думаю, мне даже придется исчезнуть.

— Побег — прямое подтверждение виновности. В суде это используют против вас. Я бы не советовал вам сбегать.

— Выходит, лучше остаться и получить пулю?

— Арч, полицейские не убивают подозреваемых в убийстве, можете мне поверить.

Он сминает банку и оставляет ее на столе.

— Сегодня мне больше нечего сказать, Себастиан. Еще увидимся.

— Мой номер у вас есть.

Он открывает дверь и выходит. Напарник видит, как он озирается, пытаясь определить, где находятся полицейские, и исчезает в торговом центре. Мы с Напарником сразу едем в банк. Чек там не принимают. Я пытаюсь дозвониться до него целый час, и он наконец берет трубку. Приносит извинения и обещает, что завтра все уладит. Что-то мне подсказывает: верить ему нельзя.

В половине пятого утра звонит мой мобильник. Я хватаю его и не узнаю высветившийся на дисплее номер. Это всегда означает неприятности.

— Слушаю, — говорю я.

— Привет, Себастиан. Это я, Арч. Есть минутка?

Само собой, Арч. Как ни странно, но посреди ночи я не особенно занят. Делаю глубокий вдох и отвечаю:

— Конечно, Арч, минутка у меня есть. Сейчас четыре утра, поэтому надеюсь, причина для звонка у вас важная.

— Меня нет в Городе, другими словами, я в бегах. Я оторвался от слежки и ускользнул, так что теперь им меня никогда не поймать.

— Это большая ошибка, Арч. Найдите себе нового адвоката.

— Мой адвокат вы, Себастиан.

— Чек оказался фальшивым, Арч. Помните, о чем мы договаривались?

— Он до сих пор у вас, так что попробуйте погасить его сегодня. Клянусь, все будет в порядке. — Он говорит отрывисто, будто никак не может отдышаться после бега. — Послушайте, Себастиан, я хочу вам сказать, где девушка. Ладно? На случай, если со мной что-то случится. Тут замешаны и другие люди, и мне может сильно не поздоровиться. Понимаете, о чем я?

— Не очень.

— Я не могу всего объяснить, Себастиан. Все очень сложно. За мной гонятся, причем не только полиция, но и ребята, по сравнению с которыми копы просто пай-мальчики.

— Мне очень жаль, Арч, но помочь ничем не могу.

— Вы когда-нибудь видели рекламный щит на федеральной автотрассе примерно в часе езды на юг? Большой и яркий указатель на кукурузном поле со словами «Возвращаем стерилизованным мужчинам фертильность!». Вы когда-нибудь видели его, Себастиан?

— Не думаю.

Голос разума твердит мне, что самое лучшее — немедленно повесить трубку. Просто нажать отбой, и все! И никогда больше с ним не разговаривать. Но я не могу себя заставить так поступить.

Он же становится оживленным, будто тема его искренне забавляет:

— «Доктор Ву возвращает стерилизованным мужчинам фертильность. Принимаются любые страховки. Звоните круглосуточно. Звонок бесплатный». Вот там она и похоронена, Себастиан, прямо под этим щитом рядом с кукурузным полем. За два года до моего рождения отец сделал себе стерилизацию. Не знаю, что уж там пошло не так, но для матери беременность оказалась полной неожиданностью. Может, она еще кого завела на стороне. Тогда непонятно, кто мой отец, верно? Похоже, это так и останется тайной. Но сама идея вазэктомии всегда приводила меня в восхищение. Всего-то пара надрезов, сразу отпускают домой, и всю оставшуюся жизнь стреляешь холостыми. А вы сами не стерилизовались, Себастиан?

— Нет.

— Так я и думал. Видно, что вы жеребец.

— Так вы закопали ее там — вы это хотите сказать, Арч?

— Я ничего не говорю, Себастиан. Разве что до свидания и спасибо, что сохраните это в тайне. Я еще с вами свяжусь.

Я закутываюсь в одеяло и устраиваюсь посидеть на маленькой террасе. На улице холодно и темно, а на улицах далеко внизу тихо и пустынно. В такие моменты я часто задаюсь вопросом, почему стал адвокатом по уголовным делам. Почему решил посвятить свою жизнь защите людей, совершивших ужасные преступления? Обычно стандартных причин бывает достаточно для обретения внутреннего покоя, но не в такие моменты, как сейчас. Я думаю об архитектуре, которой бы наверняка посвятил свою жизнь, если бы не стал адвокатом. С другой стороны, у меня есть знакомые архитекторы, и их тоже мучают проблемы.

Вариант первый. Свэнгер говорит правду. В этом случае обязан ли я из соображений этики и долга хранить молчание? Вопрос в том, находимся ли мы с ним в отношениях адвоката и клиента, другими словами, являюсь ли я его адвокатом? Ответ — и нет, и да. Мы подписали контракт, но он нарушил его, вручив мне фальшивый чек. Отсутствие контракта означает отсутствие обязательств представлять его интересы, но тут не все так просто. Мы встречались с ним дважды, и при каждой встрече он считал меня своим адвокатом. Оба раза, без сомнения, являлись общением клиента с адвокатом. Он консультировался по юридическим вопросам. Я давал эти консультации. Он в целом следовал моим советам. Он доверился мне. Рассказывая о теле, он, несомненно, считал, что разговаривает со своим адвокатом.