Джон Гришэм - Золотой дождь

— Он совсем угасает, — говорит она, шмыгая носом.

Я думал, что хуже выглядеть невозможно, однако Донни Рей кажется ещё бледнее и изможденнее, чем в прошлый раз. Он спит, спальня погружена в полумрак. Солнце уже клонится к закату, и тени вычерчивают правильные прямоугольники на белых простынях, застилающих узкую кровать. Телевизор выключен. В комнате царит безмолвие.

— За весь день он так и не притронулся к еде, — шепчет Дот. Мы стоим и смотрим на спящего.

— Боли его мучают?

— Не особенно. Я сделала ему два укола.

— Я посижу немного, — шепчу я, устраиваясь на складном стуле. Дот покидает комнату. Я слышу, как она всхлипывает в коридоре.

Паренек кажется мне совсем бездыханным. Я сосредоточиваю внимание на его груди, пытаясь уловить хоть малейшие движения грудной клетки, но ничего не замечаю. Тени сгущаются. Я включаю небольшой светильник на столике у двери, и Донни Рей шевелится. Глаза его приоткрываются, но ненадолго.

Вот, значит, как умирают те, кому отказывают в выплате по страховке. Невозможно поверить, что в обществе, которое битком набито богатыми врачами, роскошными больницами, наисовременнейшим медицинским оборудованием и кучей нобелевских лауреатов, Донни Рею Блейку позволят вот так просто умереть без надлежащей медицинской помощи.

А ведь его могли спасти. Согласно букве закона, к моменту заболевания он был надежно прикрыт от грозы «зонтиком» (хотя и дырявым) «Прекрасного дара жизни». А диагноз ему поставили, когда он был защищен страховым полисом, за который его родители выложили приличную сумму. Согласно все тому же закону, «Прекрасный дар жизни» обязан обеспечить бедняге надлежащее лечение.

В один прекрасный день я все-таки повстречаюсь с человеком, ответственным за смерть Донни Рея. Вполне возможно, что он или она — просто мелкая сошка, которая выполняла приказ. С другой стороны, он или она вполне может оказаться вице-президентом, который и отдал этот самый приказ. Жаль, что нельзя сейчас заснять Донни Рея, чтобы вручить его фотографию этому человеку, когда мы наконец встретимся.

Паренек кашляет и слегка шевелится, словно пытается сказать мне, что ещё жив. Я выключаю лампу и сижу в темноте.

Пусть я одинок и силы неприятеля превосходят меня во много раз, пусть я неопытен и запуган, но я прав. Если Блейки не выиграют иск, то вся наша система напрочь лишена справедливости.

Где-то в отдалении вспыхивает уличный фонарь, и луч света, проникший в окно спальни, выхватывает из мрака грудь Донни Рея. Сейчас она медленно вздымается и опадает. Похоже, бедняга пытается проснуться.

Да, вряд ли мне суждено увидеть его живым ещё хоть несколько раз. Я пристально вглядываюсь в его смертельно исхудавшее лицо и даю себе клятву отомстить.

Судья, восседающий за столом в черной мантии, заметно разгневан. Сегодня день рассмотрения ходатайств, специально отведенный для кратких, безостановочных аргументов о великом множестве ходатайств по целой куче дел. Зал судебных заседаний битком набит адвокатской братией.

Наши ходатайства рассматриваются в первую очередь, потому что судья Киплер всерьез озабочен. Я подал ходатайство о проведении допроса в Кливленде шести служащих «Прекрасного дара жизни», начиная с ближайшего понедельника. Драммонд наотрез отказался, сославшись, как и следовало ожидать, на крайне напряженный календарь участия в судебных заседаниях. Мало того, что он связан по рукам и ногам, но и все шестеро предполагаемых свидетелей заняты по горло. Все шестеро!

Киплер провел со мной и Драммондом телефонное совещание, закончившееся прескверно, по крайней мере, для адвоката ответчика. Да, в календаре Драммонда и правда значились выступления на судебных процессах, и он подтвердил это, прислав факс с соответствующими повестками. Однако Киплера вывело из себя категорическое утверждение Драммонда, что лишь пару месяцев спустя тот может выкроить три дня, чтобы слетать в Кливленд. Более того, шестеро служащих «Дара жизни», которых я намереваюсь допросить, настолько занятые люди, что собрать их вместе, возможно, не удастся даже за полгода.

Киплер назначил это слушание с целью устроить официальную выволочку Драммонду, которая будет приобщена к делу. Поскольку в течение последних четырех дней я беседовал с его честью ежедневно, то прекрасно знаю, что ждет Драммонда. От него пух и перья полетят. Причем без моего участия.

— Для протокола, — резко говорит Киплер стенографистке, и драммондовская свита по ту сторону прохода дружно склоняется над блокнотами, принимаясь оживленно строчить в них. Сегодня прихвостней четверо. — В деле номер 214668 «Семья Блейк против „Прекрасного дара жизни“» истец заявил ходатайство о проведении допроса шестерых служащих компании в понедельник, 5 октября, в центральном офисе компании, в Кливленде, Огайо. Адвокат истца, как и предполагалось, внес протест на основании занятости. Правильно, мистер Драммонд?

Драммонд встал и медленно выпрямился во весь рост.

— Да, сэр. Я уже представил суду копию повестки о предварительном слушании дела в федеральном суде, которое начинается как раз со следующего понедельника. Я основной адвокат стороны ответчика в этом деле.

Драммонд и Киплер уже до хрипоты спорили из-за этого по меньшей мере дважды, однако сейчас диспут необходимо возобновить для протокола.

— И на какую дату вы можете внести в свое расписание поездку в Кливленд? — ядовито спрашивает Киплер.

Я сижу за своим столом в полном одиночестве. Дек где-то слоняется. За моей спиной не менее сорока адвокатов с замиранием сердца следят, как великий Лео Ф. Драммонд получает нахлобучку. Интересно, спрашивают они друг у друга, кто я такой, этот неведомый желторотый юнец, коль скоро судья так за меня бьется?

Драммонд переминается с ноги на ногу, затем отвечает:

— Видите ли, ваша честь, мой календарь расписан не по дням, а по часам. Возможно…

— Кажется, вы называли срок «два месяца». Я не ослышался? — Голос Киплера преисполнен нескрываемого недоверия — он никогда не сталкивался со столь занятыми адвокатами.

— Да, сэр. Речь идет именно о двух месяцах.

— И все это время вы непрерывно участвуете в судебных заседаниях?

— В заседаниях, допросах, рассмотрении ходатайств, подаче и разборе апелляций. Я готов показать вам мое расписание.

— Не испытываю ни малейшего желания проверять его, мистер Драммонд, — отрезает Киплер. Затем продолжает: — Вот как мы поступим, мистер Драммонд, и, прошу вас, выслушайте меня внимательно, поскольку слова мои будут занесены в протокол и облечены в форму письменного распоряжения. Позвольте напомнить, сэр, что это дело рассматривается по процедуре «скоростного прохождения», а в моем суде это означает полное отсутствие каких-либо затяжек и проволочек. Допрос всех шестерых свидетелей начнется в Кливленде в понедельник прямо с утра. — Драммонд плюхается на стул и ожесточенно строчит в блокноте. — Если вы не сумеете присутствовать лично — что ж, очень жаль. В последний раз этим делом занимались вместе с вами ещё четверо адвокатов — Морхаус, Планк, Хилл и Гроун, каждый из которых несравненно опытнее мистера Бейлора, который, насколько мне известно, получил лицензию лишь этим летом. Я понимаю, что вы, господа, не привыкли работать поодиночке и должны отправить в Кливленд хотя бы пару своих людей, но я совершенно уверен, что вам удастся наскрести достаточное количество адвокатов для достойного представления интересов вашего клиента.