Джон Гришэм - Завещание

Нейт безжалостно бомбардировал свидетеля вопросами, на которые тот не мог ответить. К концу дня, когда Снид был вымотан до предела, Нейт между тысячным и тысяча первым вопросом о финансах вдруг совершенно неожиданно спросил:

— Вы подписывали контракт с адвокатами на получение пятисот тысяч?

Простого «нет» было бы вполне достаточно, но Снид был застигнут врасплох. Он запнулся, посмотрел на Хэрка, потом на Нейта, снова листавшего бумаги, словно искал среди них копию контракта. Снид не лгал вот уже два часа, и теперь ему было трудно перестроиться.

— Ну конечно, нет, — заикаясь произнес он наконец, но его ответ никого не мог убедить.

Нейт видел, что он лжет, однако настаивать не стал. Существовали иные способы раздобыть этот контракт.

Адвокаты собрались в темном баре, чтобы зализать свои раны. Когда они приняли по паре порций горячительных напитков, неубедительное выступление Снида представилось им еще более провальным. Конечно, к суду его можно будет еще поднатаскать, но то, что он признал получение денег, отныне будет черным пятном лежать на всех его показаниях.

Откуда О'Рейли мог это узнать? Он с такой уверенностью говорил о том, что Сниду заплатили.

— Это Грит, — предположил Хэрк.

«Грит», — мысленно повторили остальные. Разумеется, Грит переметнулся.

— Вот что вы наделали, украв у него клиентов, — после долгой паузы сказал Уолли Брайт.

— Заткнитесь! — рявкнула миссис Лэнгхорн.

Хэрк слишком устал, чтобы спорить. Он допил свой виски и заказал еще. За этими мучительными опросами адвокаты Филанов совершенно забыли о Рейчел. Между тем в деле все еще не было официального подтверждения ее участия в процессе.

Опрос секретарши Николетт длился всего восемь минут. Она сообщила свое имя, адрес, перечислила места службы, и адвокаты на противоположном конце стола устроились на стульях поудобнее, приготовившись смаковать подробности сексуальных эскапад мистера Филана. Николетт было двадцать три года, и ее квалификация ограничивалась стройным телом, прелестной грудью, смазливым личиком и песочного цвета волосами. Все с нетерпением ждали, когда она начнет свой многочасовой секс-рассказ.

Перейдя прямо к делу, Нейт спросил:

— Вы когда-нибудь занимались сексом с мистером Филаном?

Она попыталась изобразить смущение, но в конце концов ответила утвердительно.

— Сколько раз?

— Я не считала.

— В течение какого времени?

— Как правило, минут десять.

— Нет, я спрашиваю, как долго длилась ваша связь. В каком месяце она началась и в каком окончилась?

— О, я вообще работаю в фирме всего пять месяцев.

— То есть приблизительно двадцать недель. Сколько раз в неделю — в среднем — вы имели сексуальные отношения с мистером Филаном?

— Думаю, раза два.

— Значит, всего — сорок раз?

— Вероятно. Похоже, это довольно много.

— Не для меня. Мистер Филан при этом раздевался?

— Разумеется, мы оба раздевались.

— Значит, он бывал полностью нагим?

— Да.

— На его теле были какие-либо отметины?

Когда плетешь сложную паутину лжи, зачастую упускаешь простейшие вещи. Именно это случилось с адвокатами.

Поглощенные сочинением своего фантастического сюжета, они проморгали несколько важных фактов. Хэрк и компания имели все возможности расспросить любую из жен Троя Филана — Лилиан, Джейни, Тайру — и узнать, что у того на правом бедре чуть ниже пояса было круглое красное родимое пятно величиной с серебряный доллар.

— Не припоминаю, — ответила Николетт.

Ответ поначалу удивил Нейта, но он тут же сообразил, что в нем нет ничего неожиданного. Одинаково легко можно было поверить и в то, что Трой спал со своей секретаршей, как делал это последние лет десять со всеми ее предшественницами, и в то, что Николетт лжет.

— Никаких отметин? — повторил вопрос Нейт.

— Нет.

Адвокаты Филанов замерли от страха. Неужели и вторая их свидетельница бесславно провалится?

— Больше у меня вопросов нет, — сказал Нейт и вышел из комнаты, чтобы принести себе еще кофе.

Николетт беспомощно смотрела на адвокатов. Они сидели, уставившись в стол и размышляя о том, где именно могло быть родимое пятно у Троя Филана.

После того как Николетт разрешили уйти, Нейт пустил по столу снимки вскрытия, не произнеся при этом ни слова, — нужды не было: сухонькое тело старого Троя лежало на столе в морге, на нем не было живого места, и только большая круглая родинка отчетливо выделялась на бедре.

Остаток среды и весь четверг Нейт опрашивал четырех новых психиатров, нанятых адвокатами. Их показания были предсказуемы, совершенно одинаковы и сводились к тому, что люди, находящиеся в здравом уме, с балкона не прыгают.

Эти врачи были не такими компетентными, как Фло, Тишен и Зейдель. Двое из них пребывали на пенсии и пробавлялись тем, что время от времени выступали в судах в качестве экспертов. Один преподавал в непрестижном государственном колледже. Четвертый подрабатывал в маленькой адвокатской конторе где-то в пригороде.

Но им заплатили не за то, чтобы они произвели на суд сильное впечатление, а просто за то, чтобы замутили воду.

Все знали: Трой Филан был эксцентричен и чудаковат. Четыре эксперта считали, что он не был дееспособен для подписания завещания. Три — что был. Следовало лишь путать карты и надеяться, что адвокаты, поддерживающие правомочность завещателя, в конце концов сдадутся и пойдут на соглашение. Если же нет, оставалось ожидать, что присяжные не сумеют продраться сквозь медицинскую терминологию и разобраться в противоречивых мнениях экспертов.

Новые эксперты получили кругленькие суммы за то, чтобы стоять насмерть, поэтому Нейт и не пытался сдвинуть их с мертвой точки. На своем веку он допросил слишком много врачей, чтобы понимать: спорить с ними на профессиональные темы бессмысленно. Вместо этого он подробно остановился на вопросах, касающихся их компетентности и опыта.

Показав им видеозапись психиатрической экспертизы, попросил дать критический анализ действий коллег.

Когда в конце четверга объявили перерыв, были собраны показания пятнадцати свидетелей. Следующий раунд назначили на конец марта. Уиклифф рассчитывал начать судебное разбирательство в середине июля.

Покинув город, Нейт направился на запад через Виргинию, потом повернул на юг и поехал через долину Шенандоа. После девяти дней труднейшего марафона по чужим судьбам он не хотел ни о чем думать. В какой-то момент собственной жизни, вследствие утомительной работы и дурных пристрастий, он потерял стыд и скромность, научился лгать, мошенничать, вводить людей в заблуждение, скрывать факты, травить и загонять в угол наивных свидетелей.