Джеффри Хадсон - Экстренный случай

— Она рассказывала вам что-нибудь о своих абортах? Где ей их делали?

— Нет, просто сказала, что делали. И вообще любила поговорить на подобные темы. Ей нравилось шокировать меня. Помню, наш первый уик-энд здесь — нет, пожалуй, второй, — она куда-то уезжала веселиться в субботу вечером и вернулась очень поздно, растрепанная, помятая, забралась в постель и говорит: «Черт, до чего же я люблю черное мясо!». Так вот запросто. Я не знала, что ей ответить. Мы тогда еще были едва знакомы. И промолчала. Решила, что это она так, для форса.

— Но иногда вы все же ей верили?

— Спустя пару месяцев начала верить.

— У вас не возникало когда-нибудь подозрений, что она беременна?

— Пока она находилась здесь? В колледже? Нет! Она никогда ничего такого не говорила. Кроме того, она всегда принимала пилюли.

— Вы наверняка знаете, что она их принимала?

— Да. Она это делала вполне открыто каждое утро. Да вот они — эти пилюли, прямо перед вами на ее столике. Вон в том пузырьке.

Я подошел к столу и взял пластмассовый пузырек. На этикетке стояло: «Аптека «Маяк», способа употребления указано не было. Я записал номер рецепта. Затем открыл пузырек и вытряс оттуда одну таблетку. Оставалось еще четыре.

— Она принимала их каждый день?

— Каждый божий день, — ответила Гинни.

Я не гинеколог и не фармацевт, но кое-что я все-таки смыслю. Во-первых, большинство противозачаточных средств продается теперь в специальной упаковке. Во-вторых, первоначальная доза гормонов снижена с десяти миллиграммов в день до двух. Значит, таблетки должны быть совсем маленькими. Эти оказались сравнительно большими. Без названия, ярко-белого цвета и шершавые на ощупь. Я сунул одну в карман, а остальные ссыпал обратно в бутылочку.

— Вы знаете кого-нибудь из молодых людей, с которыми встречалась Карен?

Гинни покачала головой.

— Карен когда-нибудь говорила о своих свиданиях?

— По правде говоря, нет. Она говорила отвлеченно, не называя имен, понимаете? Минуточку. — Гинни встала и подошла к туалетному столику Карен. За раму зеркала было заткнуто несколько фотографий молодых людей. Она вытащила две из них и протянула мне. — Вот об этом парне она говорила. Только у меня впечатление, что больше она с ним не встречалась. Она встречалась с ним прошлым летом, так мне кажется. Он из Гарварда.

На фотографии я увидел студента в футбольной форме. На груди его красовалась цифра 71, он сидел на корточках, пригнувшись вперед, и скалился прямо в объектив.

— Как его фамилия?

— Не знаю.

Я взял программу футбольных матчей между Гарвардом и Колумбийским университетом. Номер 71 — правый защитник Элан Зеннер. Записав это имя, вернул Гинни фотографию.

— А вот этот, — сказала она, передавая вторую фотографию, — из более поздних. Мне кажется, она с ним встречалась до последнего времени. Иногда она целовала эту фотографию перед сном. Его, кажется, зовут Гарри. Гарри или Эрик.

На карточке был изображен молодой негр в тугом блестящем костюме с электрической гитарой в руке. Он натянуто улыбался.

— Вы думаете, она встречалась с этим парнем?

— Да, думаю. Он играет в одном из бостонских джазов.

— И вы думаете, его зовут Гарри?

— Да, что-то вроде.

— А вы не знаете названия этого джаза?

— Карен любила окружать свои романы тайной, — нахмурилась Гинни. — Не то, что другие девчонки, которые рады выложить до мельчайших подробностей все, что касается их молодых людей. У Карен по-другому: она все намеками.

— Она что, встречалась с ним, когда уезжала на уик-энды?

Гинни кивнула.

Я повертел фотографию в руках. На обратной стороне стояло: «Фотоателье Кэрзон, Вашингтон-стрит».

— Можно, я заберу ее?

— Пожалуйста, — ответила она. — Мне-то что!

Я сунул фотографию в карман и снова сел.

— Вы знакомы с кем-нибудь из них? Из ее молодых людей?

— Нет, она меня ни с кем из своих друзей не знакомила. Хотя… минуточку. Один раз познакомила. С девушкой.

— С девушкой?

— Да. Карен сказала мне как-то, что к ней на день приедет ее близкая подруга. Все уши прожужжала, какая эта девица смелая, какая бесшабашная. Наболтала Бог знает чего. Я ждала, что появится что-нибудь действительно сногсшибательное. И вот она приехала…

— И что же?

— Действительно, странная, — сказала Гинни. — Очень высокая, длинноногая, и Карен твердила, как бы она хотела иметь такие длинные ноги, а девица эта сидела и молчала. Пожалуй, красивая. Но удивительно странная. Казалось, движется она как во сне. Может, чего-то наглоталась. Наконец, она заговорила, после того, как чуть не час просидела совсем молча. И говорила что-то совершенно заумное.

— А как звали ту девушку?

— Не помню. Кажется, Энджи.

— Она студентка?

— Нет, хотя лет ей совсем немного. Она работала. Карен говорила — медсестрой.

— Попробуйте вспомнить ее фамилию, — попросил я.

Гинни сдвинула брови и уставилась в пол, затем покачала головой:

— Нет, не могу. Пропустила мимо ушей.

Мне хотелось подольше задержаться на этой теме, но приходилось считаться со временем.

— Что вы еще можете сказать о Карен? Была она нервной? Беспокойной?

— Нет! У нас тут все нервные, особенно во время сессии, а ей все будто до лампочки. Была как неживая, встряхивалась, только когда ей надо было ехать на свидание, а так всегда была усталая и вечно жаловалась на усталость.

— Много спала?

— Да. Спала она почти на всех лекциях.

— Много ела?

— Не особенно. Во время обеда тоже часто клевала носом.

— В таком случае она, наверное, теряла в весе?

— Напротив, прибавляла. Довольно заметно. С начала занятий она так пополнела, что не могла влезть ни в одно платье. Ей пришлось покупать новые.

— А еще какие-нибудь перемены вы в ней заметили?

— Только одну, и то я не уверена, что это может иметь какое-нибудь значение. То есть для Карен это, конечно, имело значение, но остальные-то не замечали. Видите ли, ей казалось, что она обрастает волосами. Знаете, руки и ноги у нее стали волосатыми, на губе появились усики. Она жаловалась, что ей чуть ли не каждый день приходится брить ноги.

Я взглянул на часы: дело близилось к полудню.

— Ну что ж, не стану вас дольше задерживать, вам, наверное, пора на лекцию.

— Неважно, — сказала Гинни, — мне самой очень интересно.

— То есть?

— Интересно наблюдать вас за работой. Ну и вообще.

— Вам, наверное, приходилось и раньше беседовать с врачами?

— Вы что, за дуру меня принимаете? — недовольным тоном сказала она. — Я не вчера появилась на свет.

— Я принимаю вас за очень неглупую девушку.

— Вы хотите, чтобы я давала показания?

— Показания? Какие?

— На суде. Во время процесса. — Лицо ее выражало тонкую проницательность героини киноэкрана.