Джеффри Хадсон - Экстренный случай

Потому что если теперь Арт попался и если его голова полетит, то полетит и голова Сандерсона. И моя тоже.

Когда несколько лет назад я служил в армии, меня сунули в военную полицию в Токио, и я многое оттуда вынес. Военный патруль был самой ненавистной публикой в Токио в тот период — последний период оккупации. В глазах японцев мы в своих формах и белых шлемах были конечным напоминанием о навязшем у всех в зубах оккупационном режиме. Для хвативших саке — или виски, если им позволяли финансы. — американцев, шатающихся по Гинзе, мы являлись олицетворением всех запретов и обид, которыми изобилует суровая жизнь солдата. Поэтому мы вызывали острую неприязнь у каждого встречного.

Конечно, мы были вооружены. Помню, когда нам впервые вручили пистолеты, некий темпераментный капитан сказал:

— Оружие вам выдано, а теперь вот вам мой совет— никогда пистолетами не пользуйтесь. А то застрелите какого-нибудь пьяного буяна! — пусть даже в порядке самозащиты, а потом вдруг выяснится, что его дядюшка конгрессмен или генерал. Держите оружие на виду, но в кобуре. Точка.

Одним словом, нам было приказано брать всех и все на пушку. Мы научились этому. Все полицейские в конце концов постигают сию науку.

Я вспомнил об этом, стоя перед угрюмым сержантом полиции в участке на Чарлз-стрит. Он взглянул на меня снизу вверх с таким видом, будто с радостью проломил бы мне череп:

— Ну, что у вас?

— Мне нужно видеть доктора Ли.

— Что. влип ваш китаеза? Ай-ай-ай.

— Мне нужно его видеть, — повторил я.

— Не положено! — Он стал рыться в наваленных на столе бумагах, всем своим видом показывая, что разговаривать нам больше не о чем.

— Может, вы потрудитесь объяснить — почему?

— Нет, — сказал он. — Не потружусь.

Я вынул записную книжку и ручку:

— Я бы хотел знать номер вашего значка.

— Проваливайте-ка лучше! К нему нельзя.

— По закону вы обязаны назвать свой номер по первому требованию. — Я внимательно посмотрел на его рубашку и сделал вид, что записываю номер. Затем направился к двери.

— Куда это вы? — небрежно спросил он.

— Телефонная будка рядом.

— Ну так что?

— Какая жалость! Наверняка ваша жена поработала не один час, чтобы пришить эти нашивки вам на рукав. А срежут их в один момент. Бритвой, так что даже форму не попортят…

Он тяжело поднялся со стула.

— Вы тут, собственно, по какому делу?

— Мне нужно видеть доктора Ли!

— Вы что, его адвокат?

— Угадали.

— Так с того бы и начали. — Он достал связку ключей. — Пошли! — Сказано это было с улыбкой, но глаза его оставались враждебными. — Вы не можете ставить мне в вину излишнюю бдительность. В конце концов, убийство есть убийство.

Арт сидел в весьма приличной камере. Она была опрятна, в ней не очень воняло. Вообще тюремные камеры в Бостоне одни из лучших в Америке.

Арт сидел на койке, уставившись на зажатую в пальцах сигарету.

— Джон!

— У вас в распоряжении десять минут, — сказал сержант, запер за мной дверь и стал по ту сторону, прислонившись к решетке.

— Спасибо, — сказал я. — Теперь вы можете идти.

Сержант бросил на меня злобный взгляд и медленно пошел прочь, побрякивая ключами.

Когда мы остались одни, я спросил Арта:

— Ты как, ничего?

— Да ничего как будто.

Арт мал, ростом и подтянут, всегда изящно одет. Родом он из Сан-Франциско, из большой семьи, где почти все юристы или медики. Внешность у него не чисто китайская: кожа скорее оливкового цвета, чем желтого, разрез глаз европейский и волосы каштановые.

Сейчас Арт был бледен и напряжен. Он поднялся и зашагал по камере.

— Спасибо, что пришел.

— На случай, если тебя спросят, запомни, что я представитель твоего адвоката. Как таковой я проник сюда. — Я вынул свою записную книжку. — Ты уже сообщил своему адвокату?

— Нет еще. Никак не могу собраться с мыслями. Все это так нелепо…

— Как фамилия твоего адвоката?

Он назвал фамилию, и я записал ее. Адвокат оказался известный. Наверное, Арт в свое время рассудил, что когда-нибудь ему понадобится защитник.

— Я позвоню ему, как только выйду отсюда, — сказал я, — А теперь говори, что произошло.

— Меня арестовали, — сказал Арт. — За убийство.

— Это я понял. Почему ты позвал меня?

— Ты же учился на юридическом.

Всего год. И это было десять лет назад.

— Джон, — сказал он. — Это и медицинская проблема и юридическая. Одновременно. И мне нужна твоя помощь. Джон, я невиновен, клянусь тебе! Я к ней даже не притронулся.

— Сядь! И расскажи все по порядку.

— Меня арестовали дома, сегодня утром, около семи. Привезли сюда и начали допрашивать. Сперва сказали, что это формальность. Затем начали угрожать.

— Сколько их было?

— Сперва двое. Потом трое.

— Они обращались с тобой плохо? Слепили лампами?

— Нет. Ничего такого не было.

— Тебе сказали, что ты можешь пригласить адвоката?

— Да. Но это позднее. Когда мне разъяснили права, предоставляемые конституцией, — он улыбнулся своей печальной циничной улыбкой. — Видишь ли, сперва это называлось просто формальностью, поэтому мне и в голову не пришло звать адвоката. Я же ничего дурного не сделал. Они разговаривали со мной целый час, прежде чем вообще упомянули эту девицу.

— Какую девицу?

— Карен Рендал. Да, дочь Дж. Д. Рендала.

— Господи!

— Вначале меня спросили, что я знаю о ней и была ли она когда-нибудь моей пациенткой? И тому подобное. Я ответил, что она приходила ко мне с неделю назад посоветоваться. Основная жалоба — отсутствие месячных.

— В течение какого периода?

— Четыре месяца.

— Ты нм сказал, в течение какого?

— Нет. они не спрашивали.

— Это хорошо, — сказал я.

— Они хотели знать другие подробности. Например, жаловалась ли она на что-нибудь еще? Как держалась? Я не стал на это отвечать. Я заявил, что пациентка говорила со мной конфиденциально. Тогда они начали с другого конца: пожелали узнать, где я был вчера вечером. Я ответил им, что сначала делал вечерний обход в больнице, а потом пошел пройтись в парк. Они спросили, возвращался ли я после прогулки в свой кабинет. Я ответил, что не возвращался. Встретил ли я кого-нибудь в парке в тот вечер? Я сказал, что не помню, во всяком случае, никого из знакомых. — Арт глубоко затянулся сигаретой, руки его дрожали. — Тут они взялись за меня вплотную; уверен ли я, что не возвращался в свой кабинет? А что я делал после вечернего обхода? Уверен ли я, что не видел Карен с прошлой недели? Я не понимал, куда они гнут.

— А куда они гнули?

— Карен Рендал привезли в отделение неотложной помощи Мемориальной больницы в четыре часа утра. Привезла ее мать. С сильным кровотечением, в шоке от потери крови. Я не знал, какие меры спасения были применены, во всяком случае, она умерла. Полиция считает, что вчера вечером я сделал ей аборт.