Лев Пучков - Дело чести

В общем, переговоры прошли впустую. Местные администраторы врали нам не очень умело, но вдохновенно, гипнотизируя командование своей псевдоискренностью и старательно выказываемой приязнью – но заметно это было только со стороны, а при личном контакте создавалось благоприятное впечатление. А вот старейшины, когда клялись Аллахом, чувствовали себя очень неуютно. И хотя их клятвопреступление, с точки зрения военной хитрости, таковым не являлось, а имело целью лишь обмануть неверного, вломившегося на их землю с оружием в руках, седобородым мужикам было стыдно – они отводили глаза в сторону и смущенно крякали…

Итак, мне предстояло обнаружить гипотетический склад с хитрыми минами, взорвать его к чертовой матери и при этом ни разу не нарисоваться. Коротко поразмыслив, я пришел к выводу, что мероприятие относится к разряду фантастических и осуществлению обычными способами не подлежит. Необходимо было соорудить нечто очень хитрое и вместе с тем очень простое и легкое в исполнении, в противном случае я рисковал стать военным преступником, не выполнившим приказ командования.

Истолковав генеральское «делай что хочешь» буквально, я не стал гонять свой специальный расчет по району и прочесывать каждый квадрат дремучей чащобы, затаившейся между Гирлихашем и Халашами. Мы запаслись достаточным количеством провианта и воды, изобразили на КПП сводного полка подготовку к убытию в долгий пеший рейд (через пять минут генералу настучат – сто пудов!), затем трагически нырнули в лесную чащу и, проскакав галопом метров восемьсот, выпали из секторов наблюдения наших часовых. И… никуда далее не пошли – оседлали симпатичный лесистый холм неподалеку от Гирлихаша и приступили к непрерывному наблюдению за подступами к селу. Чего зря ноги бить, если есть высококачественная оптика и приличная высотка в непосредственной близости от объекта?

– Молоток, командор, – одобрил мой маневр один из приданных саперов – пожилой бывалый прапор Иван Васильев, которого бойцы за глаза величали «хитрый проводок». – Вот это я люблю! Сколько будем дрыхнуть?

– В зависимости от результата, – я неопределенно пожал плечами: кто его знает, как скоро мы заметим что-нибудь стоящее? – Отдыхай, дядя Ваня, твоя работа впереди…

– Так вы что, нарушаете приказ командующего? – сообразил наконец второй сапер – зеленый летеха, недавно прибывший в зону боевых действий после выпуска из инженерного училища. – Вы что, не знаете, что за это бывает? Да нас всех за это… Да мы…

– Успокойся, лейтенант, – лениво оборвал его я. – Никто ничего не нарушает. Формулировку приказа не забыл?

– Обнаружить склад. Ликвидировать охрану и организовать скрытую транспортировку содержимого склада на КП, – четко протараторил лейтенант. – При невозможности транспортировки – взорвать. А мы никуда не идем…

– Потому что пока ничего не обнаружили, – закончил я. – Как обнаружим, так сразу и потопаем – ты не переживай. Видишь – все в строчку. Будешь работать, когда мы найдем этот долбаный склад и перережем охрану. А пока – отдыхай…

Трое суток мы тщательно следили за каждым перемещением в селе и его окрестностях, изучая особенности местности и жизненный уклад гирлихашин… эмм… гирлихашев… черт, язык сломаешь – короче, вы поняли. Я сидел на самой вершине холма в удобно оборудованном и тщательно замаскированном гнездышке, вооружившись «Вороном» 27и мощной стереотрубой на штативе, которую выклянчил у артиллеристов, а по обе стороны от меня на значительном удалении исправно функционировали два трехсменных поста наблюдения, которым пришлось довольствоваться обычными двенадцатикратными биноклями и весьма потрепанными НСПУ 28– не по чину хлопцам такая классная трубочка, как у меня, – в табельный комплект экипировки спецназа сия диковинка, увы, не входит.

В общем, все занимались своими делами: мы ударно наблюдали, саперы спали с утра до вечера и периодически переругивались – лейтенант пытался воспитывать прапорщика Васильева, полагая, что полученное образование и двухнедельный опыт пребывания на войне дают ему неоспоримое преимущество перед мужиковатым «куском» простецкой внешности и с мягким характером. Дядя Ваня клал с прибором на высшее образование лейтенанта и на его потуги самоутвердиться в амплуа начальника: двадцать лет пребывания в войсках и активное участие во всех локальных войнах сформировали у немолодого сапера свое, особое восприятие таких вот желторотых юнцов, которые смотрят на наш загаженный мир через розовые очки.

– Будешь выделываться – заведу на минное поле и оставлю к некоторой матери, – таким образом обычно обрывал надоевшие нравоучения дядя Ваня, игнорируя угрозы начальника лишить его гипотетической тринадцатой зарплаты и вообще отдать под трибунал за скверное обращение с вышестоящей персоной.

В Гирлихаше и близлежащих окрестностях ничего интересного не происходило. Жители вяло крестьянствовали, не проявляя особого рвения – очевидно, никто особенно не надеялся на непрочный мир. В тракторной бригаде, расположившейся на окраине села, механизаторы неторопливо возились, восстанавливая свежевзорвавшиеся на своих и чужих минах трактора, пастухи выгоняли овнов на обширные луга, находившиеся к северо-западу от села, в противоположной от леса стороне. В лес, увы, никто не ходил и не ездил.

– Мне кажется, все мы предстанем перед военным судом – за неисполнение приказа, – мрачно предрекал не на шутку встревоженный лейтенант. – С каждым часом шансы выполнить распоряжение генерала становятся все меньше…

Поначалу я было обратил внимание на телодвижения командира отряда самообороны Гирлихаша – Мурата-два. Этот педантичный парниша во второй половине дня объезжал на своем «уазике» посты, расположенные по периметру села, производя смену часовых и проверяя службу. На круг у него уходило около полутора часов, затем Мурат заруливал за зерноток, расположенный возле леса, на дальней оконечности села, и намертво пропадал часов на пять-шесть. Так вот – когда я в первый день заметил, как «уазик» бывшего офицера инженерных войск скрылся за объемной крышей зернотока, у меня от радости, что называется, в зобу дыханье сперло.

– Вот оно! – трагически прошептал я, прикипая к окулярам стереотрубы, и тут же послал гонцов к наблюдателям, располагающимся ниже по склону, с категорическим приказом: все бросить, следить за овсяным полем, что между лесом и зернотоком. Я надеялся, что сейчас стану свидетелем скрытого выдвижения этого симпатичного парниши в лес, где у него могло быть только одно дело – прокатиться на тот самый склад, ради которого мы здесь торчим.

– Ай да Сыч, ай да молоток! – возбужденно похвалился я, потирая руки. – Сейчас мы все увидим и запишем…