Евгений Крестовский - Холодное солнце

– Блюм, – ответил Томилин.

– Точно, он… – хлопая глазами, сказал Кротов. – Странно.

Богданов подошел к подполковнику и указал в конец коридора: там кто-то сидел на полу и, держась одной рукой за свой затылок, другой пытался дотянуться до телефона.

– Что там? – Борис Алексеевич посмотрел на Кротова.

– Квартира Блюма! – прошептал Витек.

– Добро! Проверим, на месте ли хозяин!

… Охранник, морщась от боли, поднял глаза и увидел перед собой неизвестно откуда взявшегося главного дружинника Поселка.

– Ты откуда здесь, Крот?

– Оттуда! Что с тобой?

– Сам не знаю. Очнулся на полу. Башка раскалывается. Кто-то грохнул, а кто – не помню. Ничего не помню! Если ты к Блюму, к нему нельзя. Не принимает. А это что за орлы? – Охранник недовольно посмотрел на улыбающегося Бориса Алексеевича и как всегда хмурого Богданова.

Подполковник подошел вплотную к охраннику и, выхватив у него из-за пояса пистолет, приставил его ко лбу побледневшего парня.

– Доложи о нас! – ласково сказал Борис Алексеевич.

Охранник, сведя глаза на переносице, встал и, ведомый подполковником на «коротком поводке», подошел к двери.

– Илья Борисович, – хрипловато начал он, потом прокашлялся и повторил: – Илья Борисович, к вам тут пришли!

Подполковник удовлетворенно кивнул, и охранник убрал голову от холодного дула.

За дверью послышалась возня: кто-то забегал, задевая мебель и опрокидывая стулья.

– Что надо? – визгливо откликнулся Блюм. – Никого не хочу видеть!

– Он там! – Подполковник подмигнул Богданову. – Кажется, поперло! Масть пошла! – Он обернулся к охраннику и сказал: – Милости прошу! Ну, что ты замер? Вышибай дверь!

Охранник растерянно посмотрел на Витька и его сопровождающих, потом на дубовую дверь и, набычившись, кинулся плечом вперед.

А всего в нескольких десятках метрах от них уже переминались с ноги на ногу люди Папы. Их было около трех десятков, самых преданных и боевых – ядро заговорщиков. Они контролировали почти все здание, перебив или связав личную охрану Блюма.

При этом сами заговорщики потеряли всего пятерых. Овладеть Жемчужиной оказалось на удивление просто. Охранники Блюма сами пропустили сюда людей Папы, считая, что те преследуют террористов, и желая лишь пронаблюдать окончание этой охоты.

Но пронаблюдать не удалось.

Люди Папы тут же открыли по охранникам стрельбу в упор. Переступая через мертвые тела, они вламывались во все двери и стреляли во всех, кто попадался на пути. Разбираться было некогда. Так убили нескольких сотрудников администрации, электрика, уборщицу и личного повара Блюма.

В караулке – казарме внутри здания – люди Папы устроили побоище и принялись рыскать по первому этажу, обрывая телефонные провода и громя видео– и оргтехнику.

Заговорщики поймали кураж, почувствовали вкус крови, и он им понравился. Страх улетучился. Развязанная ими бойня сместила все человеческие акценты: убить себе подобного стало легче, чем пощадить.

Стрельба привлекла сюда охранников со второго этажа. Не понимая, в чем дело, бойцы скатывались по лестнице – посмотреть… и тут же получали пулю в лоб.

Диспетчерский пункт, откуда люди Папы вели наблюдение за террористами, был захвачен в первую очередь. Здесь сидели инженер и дежурный. Инженер молча поднял руки и улыбнулся головорезам: ему было все равно, на кого работать. Дежурный хотел было последовать примеру инженера, но его пристрелили, им нужен был только инженер.

Начальник личной охраны не ожидал от Папы столь решительных действий, и потому на него напал столбняк. Да, Папа перехитрил его, ловко использовав террористов для «военного переворота».

Его телефон, конечно же, не работал. Да что там телефон! Ему даже не дали выйти из собственного кабинета. Заговорщики чем-то подперли дверь снаружи и поставили у двери своего бойца. Начальник личной охраны ждал Папу. Он не сомневался, что тот войдет сюда, чтобы праздновать свою победу. Что ж, начальник личной охраны был готов пойти на любые условия, даже стать рядовым охранником, лишь бы ему сохранили жизнь. Теперь он томился в четырех стенах с револьвером в руке и ждал Папу. И Папа действительно вошел к нему. Правда, ненадолго.

– Где Блюм прячет слитки? – спросил он бледного начальника охраны, принимая от него личное оружие и по-хозяйски разваливаясь в его кожаном кресле.

– Под землей, в районе радиостанции. Хранилище где-то там! – Начальник личной охраны робко улыбнулся.

– А ты, выходит, ничего не знаешь? – усмехнулся Папа, взял из пепельницы обгорелую спичку и, расщепив, стал ковырять ею в зубах.

– Меня он не посвящал… Хранилищем занимались его телохранители. Я ничего не знаю.

– Не посвящал, не знаю… Верю! Но тогда, выходит, жить тебе незачем! – философски изрек Папа и, выплюнув спичку на ковер, застрелил начальника личной охраны.

Теперь обратного пути у Папы не было.

Пожалуй, и с Блюмом церемониться теперь не имело смысла. Важно было открыть хранилище и… И все же Папа желал, чтобы именно террористы ворвались к Илье Борисовичу первыми. Важен был сам факт вторжения, зафиксированный на пленку камерой наблюдения! А потом можно было предъявлять обывателям труп хозяина, якобы убитого террористами. Папа не хотел брать власть как кровавый диктатор. Он предпочитал демократический путь: пусть обыватели сами принесут ему эту власть на подносе…

Банда Папы кавалерийским наскоком овладела наиболее важными объектами Жемчужины. Зато на третьем этаже, где разместился Илья Борисович, стояла мертвая тишина, обеспечиваемая отличной звукоизоляцией стен, потолка и пола. Блюм любил тишину и недолюбливал людей в камуфляжной форме. Ему не нравились их грубость, звериные повадки и громкий смех. Поэтому вход им сюда был воспрещен. На этом островке тишины Илья Борисович терпел лишь своих телохранителей. Вышколенные и незаметные, как японские жены, они были как немые: никто не слышал от них ни слова.

Жили телохранители в смежных с апартаментами Блюма комнатах и появлялись на людях тогда, когда Илья Борисович «выходил в народ». Блюм любил пообщаться с народом, но делал это всегда в окружении своих широкоплечих ребят, вечно жующих резинку и смотрящих на окружающих, как на мебель…

– Блокируйте апартаменты! Можно пострелять для устрашения. Блюма не трогать. Сначала мне нужны ключи от хранилища и номера счетов в банках! Все, иду к вам!

Папа выключил рацию, вышел из диспетчерской и не спеша направился к апартаментам. По тактическим соображениям ему не хотелось появляться там прежде, чем его ребята закончат обрабатывать Блюма. Пусть потом Блюм приползет к нему на брюхе, прося защиты…

Папа взглянул на часы. Была половина десятого.