Иоганн Гете - Гец фон Берлихинген с железною рукою

Гец.Продержаться бы до тех пор, пока они предложат капитуляцию. Мы им даем хороший отпор. Они палят целый день и только ранят нам стены и бьют окна. Лерзе — храбрый малый, он вездесущ со своей пищалью. Чуть кто-нибудь подойдет слишком близко, — паф! — он и лег на месте.

Латник.Углей, госпожа моя!

Гец.На что?

Латник.Пули все вышли — будем лить новые.

Гец.Как с порохом?

Латник.Да ничего себе. Мы выстрелов зря не тратим.

Лерзес формой для отливки пуль, латник— с угольями.

Лерзе.Клади их сюда да пойди посмотри, где бы нам в доме добыть свинца. А я пока займусь этим. (Выламывает раму, выбивает стекла.) Все на пользу. Так мир устроен: ни один человек не знает, что из чего может получиться. Стекольщик, который вставлял рамы, наверное, не думал, что свинец переплета здорово повредит голову одному из его правнуков; также и отец мой, произведя меня на свет, верно, не думал о том, какой птице небесной и какому червю земному я достанусь на обед.

Входит Георгс кровельным желобом.

Георг.Вот тебе свинец. Если ты хоть половиной попадешь в цель, то некому будет сказать его величеству: «Государь, мы скверно дрались».

Лерзе (рубит желоб). Славный кусок!

Георг.А дождь пусть ищет себе другую дорогу! Я о нем не тревожусь — храбрый рейтар и здоровый ливень везде пробьют себе дорогу.

Лерзе (за литьем). Держи ложку. (Идет к окну.) Вот шатается какой-то имперский молодчик с пищалью. Они думают, что мы все заряды расстреляли. Пусть попробует горячей пули — прямо со сковородки. (Заряжает.)

Георг (кладет ложку). Дай мне взглянуть.

Лерзе (стреляет). Конец воробью.

Георг.Этот самый и в меня стрелял (оба льют), когда я вылез из слухового окна за желобами. Он попал в голубя, который сидел рядом, голубь упал в желоб. Я поблагодарил за жаркое и влез обратно с двойной добычей.

Лерзе.Ну, теперь зарядим и обойдем весь замок, чтоб заслужить наш обед.

Входит Гец.

Гец.Останься, Лерзе! Мне надо с тобой поговорить! Я не хочу мешать твоей охоте, Георг.

Георг уходит.

Они хотят мне что-то предложить.

Лерзе.Я к ним схожу и узнаю, что именно.

Гец.Думаю, это будет рыцарское заточение на известных условиях.

Лерзе.Это ни к чему. А вот, если бы они предложили нам свободно уехать, раз вы все равно потеряли надежду, что Зикинген снимет осаду. Мы зарыли бы золото и серебро так, что им его не отыскать никаким колдовством, оставили бы им замок и удалились бы подобру-поздорову.

Гец.Они нас не выпустят.

Лерзе.Попробовать стоит. Потребуем верной охраны, и я выйду к ним.

Уходят.

Гец, Елизавета, Георг, латники— за столом.

Гец.Так сблизила нас опасность! Кушайте, друзья мои! Не забывайте и о вине. Бутылка пуста. Дай еще одну, милая жена.

Елизавета пожимает плечами.

Больше нет ни одной?

Елизавета.Есть одна — я спрятала ее для тебя.

Гец.Зачем, дорогая? Дай ее! Им надо подкрепиться, а не мне, ведь это мое дело.

Елизавета.Принесите ее — она там, в шкафу!

Гец.Это — последняя. И мне кажется, что нам незачем ее беречь. Давно я не был так весел. (Наливает.) Да здравствует император!

Все.Да здравствует!

Гец.Это должно быть нашим предпоследним словом, когда мы будем умирать! Я люблю его — ведь у нас одинаковая судьба. Я даже счастливее его. Он должен ловить мышей для имперских чинов, а крысы в то время опустошают его владения. Я знаю, что он порою желал бы лучше умереть, чем быть душою такого хилого тела. (Наливает.) Как раз еще обойдет всех! Ну, а когда кровь наша оскудеет в жилах и, как вино из этой фляги, польется тонкою струей и наконец медленными каплями (выливает по капле остаток в свой стакан), что тогда будет нашим последним словом?

Георг.Да здравствует свобода!

Гец.Да здравствует свобода!

Все.Да здравствует свобода!

Гец.И если она переживет нас, то мы можем умереть спокойно. Очами духа мы увидим наших счастливых внуков и их счастливых повелителей. Когда слуги князей будут служить им так же верно и вольно, как вы мне служите, когда князья будут служить императору, так же, как я хотел ему служить…

Георг.Для этого многое должно измениться.

Гец.Не так много, как кажется. Разве я не встречал отличных людей среди князей и разве род их вымер? Эти добрые люди бывали счастливы сами и делали счастливыми своих подданных, они терпели около себя благородного, свободного соседа, они не боялись его и не завидовали ему, у них сердце расцветало, когда они видели у себя за трапезой много себе подобных, они не обращали рыцарей в льстецов, чтобы жить с ними.

Георг.Вы знавали таких князей?

Гец.Конечно! Я всю жизнь буду помнить, как ландграф Ганауский устроил охоту, на которой князья и рыцари пировали под открытым небом, а поселяне сбегались, чтобы взглянуть на них. Это не был маскарад, устроенный им из тщеславия. Нет. Круглолицые парни, розовощекие девушки, домовитые мужи, крепкие старики, кругом радостные лица — все свидетельствовало о том, как искренне любовались они на великолепие своего господина, который пировал среди них на вольном воздухе.

Георг.Он был приветлив, как вы, этот князь.

Гец.Разве мы не должны желать, чтобы побольше таких князей правило одновременно? Чтоб почтение к императору, мир и дружба между соседями, любовь подданных стали драгоценнейшим семейным сокровищем, которое наследуют внуки и правнуки? Каждый сохранил бы свое и умножил, вместо того чтобы, как сейчас, считать приобретением лишь то, что отнято у другого.

Георг.А мы делали бы тогда наезды?

Гец.Дай бог, чтобы в Германии перевелись все беспокойные головы! Дело нам всегда нашлось бы. Мы бы очистили горы от волков, мы привозили бы мирному соседу-землепашцу жаркое из лесу и за это хлебали бы с ним суп. Если бы этого нам было мало — мы вместе с нашими братьями, как херувимы с пламенным мечом, встали бы у границ государства против волков-турок, против лисиц-французов, охраняя отдаленные земли любимого императора и покой всей империи. Вот была бы жизнь, Георг! Рисковать головой за всеобщее благо!

Георг вскакивает.

Куда ты?

Георг.Ах, я и забыл, что мы заперты и запер нас император! И унести отсюда наши головы можно, только рискуя головой.

Гец.Не унывай.

Входит Лерзе.