Жан Ануй - Орниф, или Сквозной ветерок

Ornifle ou le Courant d’air de Jean Anouilh (1955)

Перевод С.Тархановой.

Действующие лица:

Орнифль.

Фабрис, его внебрачный сын.

Маштю, его приятель.

Графиня, его жена.

Мадемуазель Сюпо, его секретарша.

Ненетта, экономка.

Маргарита, невеста Фабриса.

Отец Дюбатон.

Профессор Галопен.

Доктор Субитес.

Фоторепортеры.

Девушка.

Кабинет Орнифля.

Орнифль прогуливается в роскошном халате. За роялем его аккомпаниаторша, она же секретарша мадемуазель Сюпо. С восхищением глядя на Орнифля, она берет несколько аккордов.

Орнифль (неожиданно начинает напевать на мотив, который она играла).

Мадемуазель Сюпо (с восхищением). Ах, как это прекрасно!

Орнифль. Да, прекрасно! Только, к сожалению, это написал Рембо.

Мадемуазель Сюпо (сокрушенно). Какая жалость!

Орнифль. Всегда жалко, когда у человека нет таланта. Но в общем это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Вполне достаточно, чтобы другие верили в твой талант, а уж это зависит от журналистов. Когда придут фоторепортеры?

Мадемуазель Сюпо. В полдень.

Орнифль. Цветной разворот и обложка! Да понимаете ли вы, мадемуазель Сюпо, что это гораздо важнее вдохновения?

Мадемуазель Сюпо (с обидой). Простите, но я не могу разделять ваш восторг. На прошлой неделе обложка журнала была посвящена Мари Тампон. Точнее, не столько Мари Тампон, сколько ее заду.

Орнифль. Мадемуазель Сюпо, не хулите зад Мари Тампон. Он, безусловно, талантлив. Иначе он не завоевал бы такую славу и его не стали бы воспроизводить в пятнадцати тысячах экземпляров. И я бы даже сказал, защищая его от наветов, что у этого зада очень приятный голосок!

Мадемуазель Сюпо (с ехидством). А если бы мадемуазель Тампон была дурнушкой?

Орнифль. Конечно, никто тогда бы не заметил, что у нее приятный голосок. Но мадемуазель Мари Тампон восхитительно сложена, что весьма существенно, и — благодарение небу — у нее к тому же еще и приятный голосок. Это лишь доказывает ее совестливость. Если бы этот зад фальшивил, с ее стороны это было бы безнравственно, тут я с вами согласен. Но, по счастью, он поет верно.

Мадемуазель Сюпо. Мне больно слышать, когда вы так говорите!

Орнифль. Мадемуазель Сюпо, мы с вами работаем уже десять лет, и я просто не в силах учесть все, что способно причинять вам боль. Вы не человек, а ходячая невралгия.

Мадемуазель Сюпо. Да, на свою беду я очень чувствительна. Не могу видеть, когда такой великий поэт, как вы…

Орнифль (прерывает ее). Мадемутеель Сюпо, во всем Париже, наверное, только вы одна еще считаете меня поэтом. Но если бы даже я был тем, за кого вы меня принимаете, то для физиономии любого поэта — большая честь прийти на смену заду обольстительной девицы на обложке популярнейшего парижского еженедельника. Больше того, удивительная честь, оказанная моей физиономии, вновь свидетельствует — если в этом еще есть нужда — о высоком уровне журнала. Во всяком случае, благодаря этому журналу в среду пятнадцать тысяч болванов сразу же уверуют на целую неделю, что я гений. Я прекрасно знаю, меня ждет та же участь, что и других «гениев» предыдущих недель: мой измятый портрет будет валяться в приемной какого-нибудь дантиста или даже в деревенском сортире на потребу публике. И все же таким путем я выиграю неделю бессмертия. А это уже много.

Мадемуазель Сюпо (вдруг кричит). Я бы умерла со стыда, вздумай кто-нибудь фотографировать мой зад!

Орнифль. Будьте спокойны, мадемуазель Сюпо, никому бы это и в голову не пришло.

Мадемуазель Сюпо (вскакивает). Как вы можете быть таким жестоким? Вы же никогда не видели моего зада! Никто его не видел!

Орнифль. Поэтому никому и не пришла бы в голову мысль его фотографировать! Надо быть логичной. Заметьте: я нисколько не сомневаюсь, что ваш зад очарователен. Опустите же его на стул, мадемуазель Сюпо, и, бога ради, не устраивайте истерики, а не то мы с вами потеряем много времени. Лучше сыграйте-ка еще раз последние такты.

Мадемуазель Сюпо, всхлипывая и глотая слезы, играет.

(Напевает.)

Мадемуазель Сюпо (в экстазе). О, как это прекрасно! О, как прекрасно!..

Орнифль. Да, восхитительно. Только это сочинил Пеги. Да и вообще — что нового можно придумать! Все самое лучшее уже расхватали другие.

Мадемуазель Сюпо (в отчаянии). Вы убеждены, что это не вы сочинили? Иногда так только кажется…

Орнифль. Увы, мне это не кажется. Это общеизвестно.

Мадемуазель Сюпо (рыдая, рухнула на клавиши, издавшие чудовищную какофонию звуков). О! Как бы я хотела, чтобы это написали вы!..

Орнифль (подойдя к ней, ласково гладит ее по волосам). Да я бы и сам хотел… Ну, хватит, хватит, мадемуазель Сюпо… Я прекрасно знаю, что вы тайно любите меня вот уже десять лет, — и это чертовски неудобно, — но верить вопреки всему, будто у меня есть талант, это уж слишком…

Мадемуазель Сюпо (выпрямляется, вся в слезах). У вас есть талант!.. Ведь я примчалась к вам, прочитав ваши первые стихи, потому что не сомневалась в вашем таланте. Я думала: я не могу стать его музой — для этого я слишком уродлива, — но я стану его секретаршей…

Орнифль (скучающим тоном). Вы вовсе не уродливы, дорогая. Зачем так преувеличивать. У вас прелестные глазки.

Мадемуазель Сюпо. Так всегда говорят дурнушкам. Я в первый же день готова была принадлежать вам. А вы до меня даже не дотронулись.

Орнифль. Вы поистине первая женщина, от которой я слышу подобный упрек! Вы же были девицей.

Мадемуазель Сюпо. Я и сейчас девица.

Орнифль (отпрянув от нее, сурово). Вы просто несносны, Сюпо! У меня и без того достаточно всяких обязательств в жизни. Не взваливайте на меня еще и это. В конце концов, я же не единственный мужчина на свете.

Мадемуазель Сюпо (вскрикивает). Нет, вы единственный!

Орнифль. Ну, если так, обождите немного! Не могу же я всюду поспеть, черт подери! Я обещал Маштю, что сегодня утром куплеты будут готовы, а скоро уже полдень. И с минуты на минуту явятся фоторепортеры.