Георгий Мдивани - Твой дядя Миша

Ермолов. Да, ребенок только по уму.

Все смеются.

Кутайсов. Что ты пристал? Ей-богу, не понимаю!

Ермолов (смеется) . Ты веришь в бога?

Платов. Каждый воин верит в своего бога. На гербе войска запорожского, говорят, был вырезан воин на бочке. Может, то и не казак, а бог Бахус! (Пьет.)

Все смеются.

Воронцов. Хорошо было бы завтра вечером собраться всем вместе у князя Багратиона.

Раевский. Это невозможно, Миша. Завтрашний бой опустошит наши ряды.

Багратион. Завтра, други мои, многих из нас смерть наградит бессмертной славой.

Ермолов. Хорошо быть, друзья, воином русского народа. У нас Александра Невского и Дмитрия Донского святыми сделали за то, что они спасли родную Русь от гибели.

Кутайсов. Быть может, мой внук будет молиться в церкви на образ, на котором будет нарисован Ермолов с густыми эполетами на плечах и с сиянием вокруг головы.

Смеются.

Воронцов. Недаром Ермолова и при жизни называют пророком.

Ермолов. Я могу тебе сегодня сказать как пророк: ты не будешь иметь внука, Алеша.

Кутайсов (удивленно) . Почему?

Ермолов. Бородино — предел твой.

Кутайсов (роняет стакан из рук) . Что ты?! (Испуганно.) Пророк.

Ермолов. Я пошутил, Алеша.

Багратион. Горький у тебя язык, Алексей Петрович. Ты знаешь, Кутайсов, Ермолов каждый бой предсказывал, что этот бой для меня последний. А я вот жив и еще сто лет жить буду.

Ермолов. Не надо мне было пить вина. А не то я еще что-нибудь скажу. (Взглянул на Багратиона.)

Платов. Нет, казаки лучше пьют. Они пьют и поют. Зачем говорить о смерти? Если бы собрались все люди, которых убил я и убили мои воины, то набралось бы их не на графство, а на целое королевство. А что бы я сказал им? «Не становитесь, ребята, на пути донцу, а если можете сейчас биться — сразимся еще раз!»

Багратион. Прав атаман, лучше петь, други мои.

Платов. Гитара Кохты мяукает хорошо.

Кохта (Багратиону) . Разрешите, князь?

Багратион. Пой, Кохта! Раз начал атаман… (Махнул рукой.)

Кохта. Что петь, князь?

Платов. Пой, что хочешь.

Кохта (поет, то и дело поглядывая в сторону печки) .

Кутайсов. Эх, Кохта, влюблен…

Кохта, очевидно, хотел что-то возразить, но, испуганно посмотрев в сторону печки, сдержался.

Платов. Сказано во писании: не единым хлебом живет человек, живет человек не единым хлебом, не токмо войной живет человек, живет он еще песней. (Запевает казацкую песню.) Пойду посмотрю, как кони и казаки.

Багратион. Спокойной ночи, друг.

Платов. Спасибо на добром слове, князь. Ермолов. Ну, и нам пора! До свиданья, Петр Иванович!

Воронцов и другие генералы. Спокойной ночи, князь!

Генералы уходят. Остаются Реваз, Багратион и Кохта. Дверь избы открыта. Тишина. Темная ночь, освещенная на горизонте огнями бивуаков. Багратион и Реваз стоят в дверях и смотрят вдаль.

Багратион (обнимает за плечи Реваза) . Бивуаки врага пылают бесчисленными огнями. Кругом огни. Огни отражаются багровым заревом на темных облаках. Пламя на небе знаменует пролитие крови на земле, дорогой брат.

Реваз. Велики собранные силы, великое предстоит побоище. Знаменито оно будет в летописях мира.

Багратион. Судьба отечества должна решиться здесь. Неужели маленькая деревушка Бородино станет более знаменитой, чем Троя и Карфаген?

Слышна далекая песня.

Реваз. Слышишь, кто-то поет?

Багратион. Чисто сердце русское… поет перед боем, как после победы.

Кохта вынимает из сундука генеральский парадный мундир.

(Улыбается.) На парад готовишь меня, Кохта?

Кохта. Так не годится, князь, хоть немного усните, завтра такой бой…

Багратион. Парад близится, Кохта. Спать будем после. Завтра против моей армии Наполеон выведет силы в два раза большие. Будет большой пир, и хватит ли нашего кровавого вина? (Обнимает Реваза.) Что скажешь, Реваз? Неужели я постарел?

Реваз. Откуда ты это взял? >

Багратион. Сорок семь лет, а сердце еще не истрачено… (Подошел к карте, нагнулся над ней. Не поднимая головы.) Спокойной ночи, брат…

Реваз (надевает фуражку) . Спокойной ночи. (Уходит.)

Багратион (смотрит на карту, думает; негромко) . У меня триста пушек, у французов — семьсот и сто тридцать тысяч отборного войска… Неравенство сил уравнено любовью к отечеству и жаждой мщения. (Поднимает голову.) Реваз!..

Кохта. Он уже ушел, князь.

Багратион. А почему не попрощался?

Кохта. Он попрощался, князь.

Багратион (задумывается над картой) . Трудно… трудно, когда у полководца вынужденная позиция. Завтра сольются выстрелы и не будет промежутков между ударами. (Указывает Кохте на карту.) Видишь, Кохта, на каком открытом поле придется нам сражаться?

Кохта. Такова наша судьба, князь, — вы победите.

Багратион. Эх, мой друг, бои у стен Очакова, бои у итальянских крепостей, бои в альпийских скалах, Чертов мост и Шенграбен — все это по сравнению с завтрашним боем детские мечты. (Чертит на карте, свистит.) Почему так долго не рассветает?

Кохта. Еще и полночь не наступила, князь.

Багратион. Ну, Кохта, давай папаху. Пойдем посмотрим, как армия отдыхает. (Опоясывается шпагой, смотрит в глаза Кохте, подающему ему папаху.) Как ты думаешь, Кохта, уложит ли завтра Петр Багратион на поле Бородинском тридцать тысяч наполеоновских солдат?

Кохта (решительно) . Уложит, князь!

Багратион (подмигнул ему) . Я уверен, что уложит, мой друг. Он ведь у тебя такой.

Багратион и Кохта уходят, Лиза слезает с печки. Быстро распахивается дверь, вбегает Кохта.