Михаил Певцов - Путешествие в Кашгарию и Кун-Лунь

По собранным мною расспросным сведениям и личным наблюдениям, количество атмосферических осадков в горах Кун-луня по направлению с юго-запада на северо-восток заметно уменьшается. Такое неравномерное распределение осадков в окраинном хребте весьма наглядно отражается на флоре юго-западной и северо-восточной его частей. Так, в горах юго-западной части Кун-луня нередки небольшие еловые и можжевеловые лески с зарослями разнообразных кустарников и обширные альпийские луга, служащие очень хорошими пастбищами. В северо-восточной же части того же хребта лесов вовсе нет, кустарная растительность очень однообразна, и альпийские луга к северо-востоку от реки Керия-дарья встречаются все реже и реже, уступая при этом далеко, как по пространству, так и по разнообразию своей растительности, лугам юго-западной части Кун-луня. Между тем почвенные условия в обеих частях, повидимому, одинаковы: горы Кун-луня на всем протяжении от меридиана озера Лоб-нор до верховьев реки Тызнап покрыты почти до 12 000 футов высоты слоем лёсса, не различающегося резко своими качествами. Поэтому постепенное обеднение гор окраинного хребта растительностью в северо-восточном направлении следует, по всей вероятности, приписать уменьшению в нем атмосферических осадков в том же направлении. По свидетельству туземцев, количество ежегодно выпадающих в горах Кун-луня дождя и снега к юго-западу от реки Керия-дарья действительно значительно больше, чем к северо-востоку от нее. Дождевые и снеговые тучи в этих горах, по их показаниям, приносятся всегда с юго-запада, запада и северо-запада, а дожди выпадают преимущественно в июне и июле. В августе же, сентябре, октябре и часто даже в ноябре в Кун-луне преобладает хорошая погода: ясные, тихие дни и холодные ночи. В конце января начинаются бури, сопровождающиеся нередко снежными метелями, и продолжаются до апреля.

В Кун-луне, почти на всем его протяжении в пределах Кашгарии, живут туземцы, отличающиеся от обитателей ее оазисов исключительно своим пастушеским образом жизни и, пожалуй, еще большей чистотой нравов. Они пасут стада овец, принадлежащие богатым жителям оазисов, и это занятие переходит у них наследственно от родителей к детям, так что многие поколения их родились и провели всю свою жизнь в горах. Обитатели оазисов называют этих пастухов таглыками (горцами) и относятся к ним с некоторым пренебрежением, как бы к людям низшей расы. В действительности же таглыки, уступая несколько жителям котловины в учтивости и знании приличий, простодушнее и откровеннее их.

Плотность пастушеского населения Кун-луня и численность пасомых им стад, соответственно уменьшению обширности и тучности пастбищ в северо-восточном направлении, также постепенно уменьшаются в этом же направлении. Наиболее населены горы его между верховьями рек Керия-дарья и Юрун-каш. На этом пространстве пасутся многочисленные стада тонкорунных и обыкновенных курдючных овец, для которых едва хватает подножного корма на горных пастбищах. К северо-востоку же от Керии-дарьи плотность пастушеского населения и число овец постепенно уменьшается.

Таглыки проводят со стадами все лето на высоких горах, достигая в июле высочайших альпийских пастбищ, а осенью спускаются в нижние горные долины и на северное предгорье Кун-луня, где расположены их убогие селения, состоящие из пещерных жилищ и весьма немногих мазанок. В этих селениях они проводят зиму, а стада пасутся в окрестностях и отгоняются по мере вытравления ближайших пастбищ на отдаленные {Случается, что среди зимы таглыки из нижних долин переселяются со стадами временно на высокие горы, где температура воздуха в это время, вероятно, вследствие господства зимних антициклонов в Кун-луне, бывает гораздо выше, чем в нижних долинах.}. Около своих селений таглыки засевают ячмень для собственной потребности; поливка пашен и уборка хлеба производятся немногими людьми, преимущественно стариками, остающимися на лето в селениях, а остальные уходят со стадами в горы. Кочуя там с ними все лето, таглыки не пользуются в это время никакими подвижными жилищами: на всех известных им горных пастбищах, на которые они последовательно, по мере вытравления корма, перегоняют стада, ими устроены для себя постоянные жилища. Они состоят из пещер, вырытых в лёссовых или конгломератовых обрывах, близ источников и речек. Эти пещеры, напоминающие несколько по форме внутренность нашей русской печи, имеют толстые лицевые стены с входными отверстиями. В одной из боковых стен выдалбливается небольшая ниша, служащая очагом, из которой выходит оверх дымовой канал; а в остальных стенах пробиваются ниши для помещения посуды и прочих домашних вещей. Другой канал, выведенный наружу через потолок пещеры, служит вентилятором.

В таких примитивных жилищах проводят таглыки все лето с женами, детьми и с необходимым домашним скарбом, меняя их [эти жилища] всякий раз с перемещением стад на другие пастбища. Спустившись осенью с гор в свои селения, они по вытравлении скотом соседних пастбищ бывают вынуждены угонять далеко от них стада и проживать временно на этих отдаленных от селений пастбищах в таких же пещерных жилищах, как и летом в горах Кун-луня.

Таглыки, как выше сказано, пасут стада овец, принадлежащие жителям оазисов, но имеют немного и своего скота: лошадей, ослов, коров и больше всего овец. За пастьбу чужих стад горцы получают с владельцев весеннюю шерсть и половину собранного масла, а другая вместе с летней шерстью поступает к хозяину стада. Ежегодный приплод, по условию с владельцами, должен быть не менее 50 ягнят на каждые 100 голов овец. Излишек против этой нормы составляет прибыль пастуха, а недостаток пополняется в конце года из его собственности. Пошлины с овец в казну (по одной тэньге с головы) уплачиваются хозяином и пастухом пополам; потери же от падежей и волков принимаются на свой счет владельцем, но пастух обязан представлять всякий раз доказательства такой убыли овец. Каждый хозяин клеймит своих овец собственным клеймом, почему их всегда легко отличить от других, и в течение года раза два осматривает и пересчитывает их41.

Таглыки сопутствовали нам во всех экскурсиях по горам Кун-луня и на северную окраину Тибетского нагорья. Мы сблизились с этими простодушными людьми и полюбили их за чистосердечие, откровенность и услужливость. В горах они удивляли нас своей способностью скоро и легко взбираться на страшные крутизны, казавшиеся нам неприступными. Зато во время пребывания за Кун-лунем, в Тибетской нагорной пустыне, которой таглыки почему-то страшатся, они далеко не проявляли такой отваги и нередко обнаруживали даже некоторое малодушие. Эти мужественные люди, столь покорные климатическим невзгодам своей суровой горной родины, неоднократно пытались уговаривать нас не отходить далеко от окраинного хребта на юг, в глубь безлюдной нагорной пустыни, в которой, по их убеждению, легко погибнуть, и непритворно радовались каждый раз, когда мы поворачивали оттуда назад в Кун-лунь.