Петр Столпянский - Вверх по Неве от Санкт-Питер-Бурха до Шлюшина

Прежде, чем, выделив из многочисленного ряда фабрик и заводов некоторые, безусловно достойные подробного описания, остановимся на несколько мгновений на той местности, которая служит продолжением Шлиссельбургского проспекта, именуется Смоленским проспектом — это былое Смоленское село, а еще ранее Смоленская-Ямская слобода, здесь были переселены из центра России ямщики, чтобы они держали «ямы», они поддерживали почтовое сообщение по Архангелогородскому тракту. С течением времени ямщики исчезли, остались простые владельцы небольших домиков, эти владельцы или сами поступали на соседние фабрики или сдавали квартиры фабричным рабочим.

К сожалению, очень трудно, а может быть даже и невозможно, восстановить, где находились те домики по Смоленскому проспекту, которые в 1872 и 1873 годах носили №№ 33 и 80, а также, где помещался в той же слободе трактир «Рожок». А между тем, с этими домиками связаны первые дни пропаганды среди петербургских рабочих. В домике №33 жил Синегуб с женою. Синегуб завел тогда обширные знакомства с рабочими артелями на фабрике Торнтона. Число приходивших к Синегубу рабочих вскоре так возросло, что он должен был пригласить к себе на помощь сначала двух товарищей, а затем перетащил к себе и Перовскую. К концу августа 1873 года у него же поселился Тихомиров, перебравшийся тогда из Москвы в С.-Петербург. Тихомиров был поражен успехами пропаганды за Невской заставой и называл это место Сент-Антуанским предместьем. Такое же впечатление произвела пропаганда среди петербургских рабочих на Германа Лопатина, который осенью 1873 года бежал из Сибири и был проездом в Петербурге. Кравчинский привел его, между прочем, и за Невскую заставу, где он увидел лучших рабочих. Он говорил потом, что решительно не ожидал встретить того, что встретил тогда в Петербурге. На руки Перовской Синегуб передал пришедшего к нему как-то Петра Алексеева с четырьмя товарищами. Петр Алексеев еще не был тогда затронут революционной пропагандой и желал просто учиться — «жаждал чистой науки», как говорил Синегуб. Особенно привлекала его почему-то геометрия.

Из перечня действующих лиц видно, что здесь, за Невской заставой, работали первые русские пропагандисты, деятели так называемого кружка «чайковцев», Синегуб пошел на каторгу, Тихомиров сперва эмигрировал за границу, а потом, изменив прежним убеждениям, сделался одним из столпов российского консерватизма. Перовская была повешена по делу первого марта 1881 г., а ее ученик Петр Алексеев сделался видной фигурой в известном процессе 50 — речь его вспоминается и поднесь.

Из ряда пробегающих мимо парохода фабричных зданий надо остановить особое внимание на громаднейших постройках «фарфорового» или, как звали в старину, «порцелинового» завода.

«А порцелин слово не китайское, но португальское есть и в португальском языке чашку значит, а по-китайски коалин и петупи-тее означается и порцелин есть не что иное, как в огне пережженный и наполовину в стекло обращенный материал, а по сложению своему состоит он между стеклом и пепином. Если б он совсем превращен был в стекло, то б равно как и оное не мог устоял, против вливаемых вдруг кипящих налитков, к чему он, однако, по употреблению должен быть способен; не совсем прозрачен, потому что не совсем стеклянный. Особливая белизна к числу доброты оного принадлежащая, зависит от материй, его составляющих».

Едва ли читатель 1730 года — вышеприведенные строчки написаны в 1730 году — мог вынести хоть какое-нибудь представление, что же такое «порцелин» или фарфор из этого определения «фарфора», с которым, положим, он к этому времени успел в достаточной степени ознакомиться практически, так как «чрез отправляющиеся голландцами в Европе торги вывезенная из Китая и Японии фарфоровая посуда так понравилась, что по общему обыкновению не единый покой изрядно убран быть не может, в котором оная посуда не имеется». Это «общее обыкновение» — украшать фарфоровыми безделушками свои покои петербуржец, конечно, знатный, приближенный ко двору, скоро мог удовлетворять более легким способом, чем прежде — вместо того, чтобы выписывать из-за границы или покупать на аукционах китайских товаров, аукционы бывали один раз в год, вскоре после того, как из Кяхты и Иркутска прибывал к Высочайшему двору караван с сибирскими мехами, китайскими материями и порцелином, петербуржцу было достаточно поехать по Шлиссельбургскому тракту на вновь устроенный императорский фарфоровый завод.

Завод устроился в начале царствования Елизаветы Петровны, место для него выбрали там, где были кирпичные заводы, руководясь, очевидно, тем соображением, что если раз существует глина для кирпича, то, конечно, можно предположить, что будет глина, годная и для фарфоровых изделий. И хотя такой глины не нашли и ее пришлось привозить в Петербург издалека, но завод фарфоровый основали и для устройства его выписали иностранца. Иностранец оказался шарлатаном, не знавшим секретов изготовления фарфоровых масс, но, видимо, фарфоровый завод был устроен под счастливой звездой, очень скоро после начала деятельности завода на нем стал работать один из русских самородков — Виноградов, Виноградов вместе с Ломоносовым был отправлен за границу, обучился там химии и, приехав обратно в отечество, все свое знание употребил на разыскивание рецептов для составления составов, из которых можно было бы изготовлять фарфор. Он добился благоприятных результатов, и императорский фарфоровый завод мог чуть ли не сразу выпускать вполне изящные, красивые изделия. Но фарфоровый завод был императорским заводом, он должен был удовлетворять только требования и запросы двора, поэтому он не мог усиленно развивать свою производительность, размеры его деятельности постоянно сокращались и изделия его почти что не пускались на рынок для общего пользования. Все это бесспорно влияло на работы фарфорового завода.

Конечно, возможен вопрос — не представляют ли изделия из фарфора лишь роскоши, нужной немногим, привилегированным классам, и тогда, с этой точки зрения, конечно, не приходится печалиться о том, что деятельность фарфорового завода была слишком сокращенная. Но такая точка зрения является неправильной. Безусловно, в прежнее время фарфор считался принадлежностью лишь немногих, богатых, могущих тратить большие деньги; для остальной массы населения предлагалось пользоваться фаянсом, стеклом, а самые беднейшие низы должны были довольствоваться и деревянною посудою. Но с развитием жизни, но с тем прогрессом, который ценою стольких страданий достигается человечеством, конечно, должен измениться только-что высказанный взгляд, жизнь всего человечества, жизнь каждого человека будет обставлена теми удобствами, той изящностью, тем комфортом, который когда-то был доступен немногим единицам. И в этом случае понятно безусловное распространение фарфора и фарфоровых изделии в широкой среде и таким образом фарфоровому заводу в будущем суждено играть значительную роль. Сейчас, конечно, мы можем только любоваться изделиями завода, можем в музеях, в былых дворцах видеть громадные вазы для украшения комнат, богатейшие сервизы, расписанные различными рисунками, ряд безделушек, и по этим предметам воссоздавать себе картину, как жили когда-то.