Андрей Кощиенко - Смерть айдола

— Значит, считаешь, что к тебе относятся не в соответствии с твоим уровнем? — спрашивает он, дождавшись тишины.

— Да. — лаконично отвечаю я и ещё киваю.

— И что, по-твоему, агентство должно сделать?

— Для начала компенсируйте мои финансовые потери.

— Организовать тебе отдельный проект?

— Чтобы я вкалывала, по новой зарабатывая деньги, которые потеряла по вашей вине?? — сильно удивляюсь я столь странному предложению. — Да ещё при этом делилась процентом с агентством? Вы это так шутите?

— А что тогда? — спрашивает у меня ЮСон.

— Вы вообще должны были сразу, как узнали про суд, сказать мне, что всё компенсируете за свой счёт. — отвечаю я ему. — Вот что я подразумеваю под соответствующим ко мне отношением. Вам же даже в голову не пришло сделать такое предложение. Значит, вы относитесь ко мне неуважительно, раз мои проблемы вас не волнуют. Можете повысить мне процент отчислений, если не понимаете, как решить вопрос.

— Процент отчислений? — сильно удивляется ЮСон. — Повысить?

— Почему бы и нет? Своими песнями я втащила агентство в Японию, теперь — в Европу. До этого была Америка. Почему бы вам не поощрить своего сотрудника, генерирующего столь много славы и денег?

— Но ты ведь и так получаешь за свои песни авторские отчисления?! — буквально изумляется ЮСон. — Госпожа ЫнДжу, когда увидела эти суммы, была просто поражена до глубины души! Зачем тебе ещё?

— Я их заработала. — пожав плечами, отвечаю я, имея в виду суммы, которые поразили госпожу ЫнДжу. — А денег никогда много не бывает. Хочу купить дом на Чеджу. И не в старости, а сейчас.

— «Дом на Чеджу»? — озадачено переспрашивает ЮСон.

— Да. Буду сидеть, курить сигары, смотреть на море и пить ром, когда всё надоест. — объясняю я, на кой он мне нужен.

— Всё это можно делать и без покупки дома. — помолчав, сообщает ЮСон.

— Тогда теряется восемьдесят процентов удовольствия. — быстро отвечаю я.

— Как ты это измерила?

— Господин директор, давайте не будем уходить в сторону. — предлагаю я и спрашиваю. — Вы собираетесь компенсировать мои финансовые потери?

— Не думаю, что я могу мгновенно ответить на этот вопрос.

— Тогда я с сожалением должна констатировать, что вы совершенно не цените сотрудника, который сделал столь много замечательного для агентства. — говорю я и сообщаю о своих дальнейших действиях. — Хорошо. Тогда я подаю на вас в суд и буду требовать разрыва контракта.

— Бросишь свою группу непосредственно перед поездкой в Японию? — уточняет ЮСон.

— Почему — «брошу»? — удивляюсь я. — Видя, с какой скоростью рассматриваются дела в судах, я успею и в «Tokyo Dome» станцевать, и Париж посмотреть за счёт агентства. Вы же повезёте нас в Париж, господин директор? Или французы так никогда и не увидят лучшую корейскую гёрлз-группу?

— Не уверен, что с таким настроением следует везти тебя в Париж.

— Уверена, господин директор, что вашу неуверенность не смогут понять ни наше правительство, затеявшее братание с французами, ни наш МИД, занимающийся организацией этого, ни правительство Франции, с раскрытым сердцем принимающее наших соотечественников на своей земле!

— Если и полетите, то полетите за свой счёт. — помолчав, обещает ЮСон.

В принципе, — я не удивлён. Тут всё исключительно за наш счёт.

— Завершу начатые проекты, — не став акцентировать на поездке во Францию, продолжаю я тему своего ухода из агентства. — А после Нового года я вас покину. Вы же наверняка будете затягивать рассмотрение дела. Как раз к Новому году по времени и получится.

— Для чего затягивать? — не понимает ЮСон.

— Говорят, в корейской музыкальной индустрии такое не принято. Слышала, что какая-то группа судилась со своим агентством несколько лет.

— А знаешь, что потом случилось с этой группой? — с вкрадчивыми нотками в голосе интересуется ЮСон.

— Господин директор, вы меня плохо слушаете. — отвечаю я. — Я буквально только что сказала, что для зарабатывания денег агентство мне не требуется. Я сама в состоянии полностью подготовить себе проект. Если местный истеблишмент в назидание другим помножил на ноль коллектив, посмевший бросить им вызов, то со мной такой номер не пройдёт. Поскольку, первое, — я полиглот и пишу песни на разных языках. А второе, — я просто не собираюсь ограничиваться одним лишь крохотным корейским рынком и посвятить всю свою жизнь попыткам что-то из него выжать. Не вижу в этом ни капли смысла. Поэтому чья-то возможная месть меня мало беспокоит, по причине моего отсутствия в стране и не ведения в ней предпринимательской деятельности.

ЮСон задумчиво смотрит на меня.

— А если я посчитаю, что в агентстве возникла недружелюбная атмосфера к моей персоне, — вы меня вообще не увидите. — предупреждаю я, решив расставить все точки над «и» объяснением возможных вариантов развития событий. — Я военнослужащая. Уйду жить в казарму, будете видеть меня только на судебных слушаниях.

— Время службы в армии автоматически добавляется к сроку контракта. — сообщает мне ЮСон, всё так же задумчиво меня созерцая.

Я широко улыбаюсь ему в ответ, постаравшись, чтобы это выглядело как можно милее.

— Да. — киваю я. — Но подобное условие записано в контракте для парней. А я — девушка! И у меня в контракте нет этого пункта про службу, я смотрела!

Выражение лица ЮСона меняется с задумчивого на озадаченное.

— И у них — срочная служба, а меня армия — мобилизовала. — добавляю я ещё один интересный штришок к картине. — Это явный форс-мажор. Думаю, суд согласится с этим.

— Возьметесь душить меня штрафами, — не поеду на Грэмми. — перехожу я к следующему пункту в списке угроз.

— Не поедешь на Грэмми? — явно не веря, переспрашивает директор.

— Всё равно ничего не дадут. — объясняю я. — А лететь туда — это обалдеть сколько времени надо потратить. Никакого желания тащиться через половину мира, чтобы посидеть в массовке.

— Почему — «не дадут»? — интересуется ЮСон.

— У них там своих претендентов полно. Станут они ещё каких-то узкоглазых награждать. — объясняю я и даю более расширенный взгляд на ситуацию. — Все знают, что на Грэмми иностранцев награждают только из политических мотивов. Когда нужно «подмазать» дипломатические шестерёнки.

— «Подмазать»?

— Ага. — киваю я и поясняю, как именно это будет. — Возьметесь душить меня штрафами, — откажусь от поездки. Лягу в больницу, скажу СМИ, что истощена морально и финансово своим жадным агентством. Будете с правительством сами потом разбираться, как такое у вас вдруг вышло. Правительство ведь точно захочет — «смазать дипломатические шестерёнки» и не поймёт прикола, если «смазка» останется дома!