Всеволод Крестовский - Торжество Ваала

Опять взобралась Тамара на облепленную снаружи густою грязью телегу и снова тяжело заколесила вдоль села по колдобинам развороченной мостовой, мимо трех лавок, двух кабаков и портерной с трактирным «заведением», взапуски сопровождаемая хриплым лаем презлющих кудластых собак, иыползавших из-под каждой подворотни навстречу громыхающей телеге. Старосту Фадея Саврасова застала она дома, в избе, за самоваром, в самый приятный для него момент, когда, рассевшись в красном углу, рядом со своею бабой, он только-что приготовился было схлёбывать горячий дымящийся паром чай с ловко установленного на всей пятерне блюдца. Поэтому Фадей Саврасов вовсе не чувствовал себя в расположении прерывать ради посторонней посетительницы свое приятное занятие.

— Это не ко мне, это вам к сотскому надо. — Он уж там анает. Он и препроводит куда следувает. — К сотскому отправляйтесь, — предложил он Тамаре, которой становилось уже несколько досадно, что все от нее точно бы отпихиваются и никто ничего не хочет объяснить толком, а заставляют ее только попусту колесить по глубокой грязи вдоль села то в ту, то в другую сторону.

Но нечего делать, опять взбирается она на свою телегу, и везет ее ямщик, с неудовольствием ворча себе под нос, к сотскому. Тот, слава Богу, вышел к ней сам, на оклик ямщика, постучавшего в окно кнутиком, и принялся неторопливо и раздумчиво расспрашивать сначала у него, а потом у нее, — как, что, зачем и почему, и наконец, выслушав до конца и взяв себе в толк все сказанное, почесался в видимом затруднении — как тут быть, староста де ничего ему на этот счет не приказывал.

— Ну, да все едино!.. Васютка! — кликнул он своего мальчонку, — садись на облучок, проводи барышню в училищу… Скажи там сторожу Ефимычу, учительницу-де новую прислали… так пущай он там, как знает… Это евойно дело… Вы уж там к нему, барышня, он вам все покажет. — Ефимыч, значит, — он- знает.

Поехали с Васюткой на облучке к училищу. На селе, между тем, заметили кое-где, что какая-то новая барышня все колесит из конца в конец, и это последнее обстоятельство вызвало в обывателях некоторое любопытство, — кто, мол, такая могла б это быть и чего ей тут надо? Одни из любопытных провожали ее глазами из окошек, другие выходили с той же целью даже на улицу и удивленно глядели ей вслед, но все это с какою-то тупою и совершенно равнодушною апатией.

Сторожа Ефимыча не оказалось дома, все наружные двери заперты.

— Надо быть, в трактире, — догадался Васютка и побежал его разыскивать.

Усталая, голодная и вся разбитая от долгой тряской дороги, Тамара присела пока на крылечке, куда ямщик сложил все ее пожитки, и осталась одна, после того как тот, получив с нее на водку, направился на своей тощей паре к тому же трактирному «заведению».

Гореловская школа — одноэтажное бревенчатое здание под тесовою кровлей — одиноко и как-то недомовито торчала особняком на пустой и голой площадке, против церковной ограды. За этой оградой белелась старинная каменная церковь с высокою колокольней, а вокруг нее виднелось под березами несколько намогильных плит и два-три памятника. С противоположной стороны ограды, из-за ее решетчатого частокола и выбеленных кирпичных столбиков, выглядывал на школу своим мезонинчиком скромный старенький домик, сопровождаемый крышами хозяйственных надворных построек и небольшим садом. Тамара сообразила, что там, должно быть, живет здешний священник.

Вечерело. Стая галок, оседая на ночлег, с непрерывным, сливающимся криком кружила над церковными крестами и оголенными вершинами садовых деревьев, в ветвях которых чернели вороньи гнезда. Небо сплошь было затянуто серыми тучами, скрывавшими за своею холодною, непроницаемою мглою все краски заката, и оттого наст\павшие бесцветные сумерки казались еще серее и скучнее. В окрестности, куда ни глянь, — нее одна и та же плоская, однообразная равнина, изрезанная по всем направлениям полосами распаханных полей, и эта тишь да гладь полевая как будто полна какого-то дремотного недомогания и мертвого спокойствия. Было что-то невыразимо тоскливое в бедном пейзаже, окружавшем село Горелово, что в особенности живо чувствовалось Тамаре, привыкшей на юго-западе России совсем к другой природе, к другим, более разнообразным и ярким краскам.

Васютка давно уже запропал куда-то в поисках Ефимыча, а вокруг ни души, ни голоса человеческого, — и Тамара в долгом и тщетном ожидании возвращения мальчика или сторожа, среди всей этой монотонной и неприветливой картины, невольно поддалась в душе тоскливому чувству одиночества и скуки.

Так вот где предстоит ей жить и работать!.. Что-то ожидает ее на новом поприще, среди совершенно чуждых и неизвестных ей людей? Как-то они к ней отнесутся? Освоятся ли с нею, полюбят ли ее, или же останутся для нее совсем посторонними, равнодушными к ее печалям и радостям, к ее заботам и стремлениям на пользу их же ребятишек?.. Да и как-то еще сама она примется за дело, знакомое ей до сих пор только в общих своих чертах, да и то лишь теоретически? Не слишком ли самонадеянно было с ее стороны взяться с легким сердцем за такое серьезное и нравственно ответственное дело? Справится ли она с ним, будут ли понимать ее, а главное, сама-то она верно ли поймет сразу, что именно здесь надо?.. Как бы не стать не на ту дорогу, на какую нужно, не взять фальшивую ноту, которою сразу можно испортить все дело? — А какая именно должна быть эта дорога и эта верная нота, — для нее самой еще было не вполне ясно, и ей казалось, что если она и угадывает их, то это скорее чувством, чем отчетливо поставленным «на научных основах» сознанием.

Первые минуты пребывания в этом, совершенно новом для нее, месте несколько разочаровали Тамару. Едучи сюда, она представляла себе это село совсем не таким, каким оно казалось в действительности, и почему-то ожидала совсем иного, более приветливого и теплого к себе отношения со стороны его обывателей; ей казалось, что здесь будет ей гораздо веселей, что приезду ее обрадуются, что встретят ее добрые, радушные люди, обласкают, обогреют, приютят ее, — и вдруг, вместо всего этого, полное равнодушие, полное безучастие, как словно бы никому до нее и дела нет никакого! А вдобавок ко всему, со стороны этого толстого старшины даже начальнический выговор какой-то получила здорово-живешь, по первому же шагу!.. Неужели и впредь пойдет все так же?!

Среди этих печальных размышлений Тамара и не заметила, что к ней со стороны священнического дома приближается какая-то серенькая, несколько сгорбленная фигурка, и только тогда очнулась от своего сосредоточенного раздумья, когда услышала вблизи себя слова:

— Здравствуйте, сударыня!

С удивлением подняв глаза, она увидела пред собою старенького священника, в ватном демикотоновом подряснике, с реденькою бородкой и с заплетенною седою косицей на затылке. Старичок ласково приветствовал ее, приподняв свою широкополую, порыжелую от времени шляпу.