Георгий Левченко - Сон разума (СИ)

– А сейчас? – эти воспоминания зашевелили в Фёдоре определённые мысли, от которых повеяло новизной тех ощущений.

– И сейчас, – Настя крайне обрадовалась этому вопросу. – Сейчас, может, даже больше, мы же теперь гораздо ближе друг другу, чем тогда, но всё равно чего-то не хватает, – это было слишком прямолинейно, она немного осеклась, растерялась и расстроилась, что не смогла выдержать себя. Потом с задумчивой серьёзностью продолжила, – знаешь, мы, кажется, встали на одном месте, а ведь оба уже не дети. Я вот иногда вспомню что-нибудь из нашей с тобой совместной жизни, любую мелочь, как ты, например, смотрел на меня однажды ночью, видимо, полагая, что я уже сплю, а я не спала, или как ты руку мне на колено положил, когда мы в гостях за столом сидели, а я почему-то так затрепетала, будто в первый раз, и т.п., и сразу хорошо на душе становиться, а потом вдруг спохвачусь, и грустно. Понимаешь? Ведь у нас с тобой многое было и большого, и по-мелочи, но я не могу вспомнить, чтобы что-то не так пошло, чтобы мы хоть раз серьёзно поссорились, даже когда я чем-то расстроена и хочу сорваться, ты умеешь избегать ссор. Ты всегда такой заботливый и предупредительный, всегда такой близкий, будто мы прожили с тобой вместе всю жизнь, ты ведь добрый, очень добрый, ты умеешь сделать меня счастливой… – тут Настя совсем потерялась, у неё даже дыхание перехватило, поняв, что после таких слов никакого отступления, никаких полумер и «каждых дней без излишней настойчивости» быть не может, всё должно закончиться именно сегодня. Фёдор это заметил и искренне удивился.

– Может, ты ещё и нимб над моей головой видишь? – как это было не кстати! Он даже закатил глаза, будто действительно проверяя, нет ли над его головой нимба. Она же после секундного замешательства, вдруг разозлилась на свою растерянность, на то, что многое себе позволила, что сильно его перехвалила, и, разумеется, более всего на то, что не смогла заставить сделать то, чего хотела.

– Ты что думаешь, я это просто так, что ли? – её глаза заблестели, казалось, она сейчас заплачет от обиды и непонимания. – Ты совсем меня не ценишь. Я столько для тебя делаю, а тебе наплевать, совсем наплевать, – кинула Настя сгоряча самый глупый аргумент; щёки у неё буквально пылали.

– Нет, что ты, я тебя очень ценю, у меня ближе тебя никого нет, – примиряющим и немного виноватым тоном ответил Фёдор, т.е. так, как не следовало отвечать ни в коем случае, после чего она окончательно сорвалась. – Ты не так поняла, ты что-то уж очень всерьёз. Т.е. я не в игрушки тут, конечно, играю, и не думал, но ты уж слишком всерьёз, не надо так. Прости, я не хотел, не обижайся, – он сам осознавал, сколь неуместны сейчас его слова и сколь жалко выглядит, произнося их. – Я просто не понимаю, к чему ты затеяла этот разговор.

– Делай мне предложение, – она проговорила раздельно каждое слово, её голос звучал звонко и твёрдо от уязвлённого самолюбия. Считанные минуты, и всё пошло не так.

На протяжении беседы его взгляд блуждал между её лицом и телевизором, Настя же всё время смотрела на него, и в глазах у неё сменилась, наверно, вся палитра ощущений от беззаботной радости через недоумение и обиду до горькой озлобленности. Сейчас же Фёдор пристально всматривался в этот сверкающий болезненной растерянностью взор и только-только начинал понимать, как она с ним намучилась за все эти 3 года; это его действительно задело. Такую вину перед ней он не смог бы загладить ничем и никогда, так что брак их был заведомо обречён. Потом Фёдор вдруг сам нервно растерялся, время от времени дурацкая улыбочка поигрывала на его губах, от которой слегка подрагивало всё лицо, однако как ответить на её реплику, он не представлял. Настя сидела перед ним прямо, одетая в простое домашнее платье, в котором выглядела прекрасней, чем в любом другом – такая была минута. Его сильно поразило, какой далёкой она стала для него в это мгновение, он действительно её не заслужил, её цель и его цель были различны. Разумеется, тогда Фёдор всего этого не понял, но ощутил вполне. Да, он не любил её, теперь точно не любил, и, конечно, никогда не собирался на ней жениться, ему просто было удобно с ней жить. В следующее мгновение в его уме появилась надежда, что всё удастся как-нибудь замять, правда, справедливости ради надо отметить, надежда весьма жиденькая.

– Понимаешь… – неуверенно начал Фёдор и тут же осёкся.

– Понимаю, – холодно, почти надменно оборвала Настя.

Она спокойно встала и пошла собирать вещи. В том или не в том смысле не ясно, но, видимо, чего-то подобного Настя ждала, поскольку много времени у неё это не отняло. Все эти несколько минут Фёдор просидел на прежнем месте как неодушевлённый предмет, почти ничего не ощущая, и пустым взглядом смотрел в телевизор, машинально нажимая кнопки на пульте и громко шелестя целлофаном, в который тот был заботливо завёрнут не им. Одевшись, с большой сумкой в руках, Настя, даже не глядя в его сторону, сказала:

– Остальное заберу потом, – и это оказались последними словами, которые он от неё услышал.

Дверь негромко, но отчётливо захлопнулась, а Фёдор всё продолжал сидеть на диване в отрешённом оцепенении. Через несколько минут он начал приходить в себя, мысли зашевелились, и тут же возникло мерзкое ощущение противоестественности произошедшего, в первое мгновение коего по его телу пробежала ледяная судорога, после чего пришло полное бессилие, и душевное, и физическое. Немного погодя он встал, прошёлся по комнате, ноги отнимались как после долгого сидения и немного дрожали в коленях, посмотрел вниз через окно, её машина всё ещё стояла у подъезда. «Может, ждёт, что я её остановлю?» – пронеслось у него в голове, он даже сделал едва заметное движение к двери, но потом остановился, чего-то соображая. Настя же ничего не ждала, она просто плакала.

Постепенно пустота в голове начала заполняться лихорадочными, бессвязными, путанными обрывками мыслей, которые Фёдор и не старался сдерживать. Почувствовав, что голоден, он зашёл на кухню и про себя заметил: «А ужин она всё-таки приготовила. Видимо, на случай, если вынудит меня сделать ей предложение. Странно, Настя, кажется, всё продумала, умудрилась даже вызвать у меня нужное настроение, а главного как раз таки не учла. Хотя откуда ей было знать, что я не люблю её…» В этот вечер еда Насте особенно удалась, и более всего мясо, она ещё никогда его так не готовила, приберегая рецепт для особого случая, который, собственно, и настал. Сваливая грязные тарелки в раковину, Фёдор, наконец, на сытый желудок заключил: «Всё-таки она меня не понимала, так что это кончилось бы плохо в любом случае».

– Хотя что тут понимать? – вдруг прибавил он вслух в абсолютной тишине, и прозвучало это так странно, будто и не им было сказано.