Георгий Левченко - Сон разума (СИ)

– Развелись?

– Развелись… А он у них технологом на производстве оказался, мужику под 50, что за бред, вообще не понимаю, – казалось, Алексей разыгрывает какой-то моноспектакль, но это было не так.

– Знаешь, я начинаю бояться, что ты завтра на трезвую голову не простишь мне своей сегодняшней откровенности.

– Ничего, мы ведь теперь почти семья, – если не делать скидку на состояние алкогольного опьянения, то это заявление вполне могло сойти за наглый вызов с его стороны.

– Не понял? – До этого момента Фёдор даже обдумывал небольшой план рассказа о своей жизни, без излишней откровенности, конечно, но вполне правдивый.

– Я ведь и в третий раз женился, – тут у Фёдора даже сомнений не возникло, что тот говорит о его бывшей жене, – на ней, – это вообще многое объясняло. – На ней и женился, – повторил Алексей после минутного раздумья, во время которого хозяин квартиры просто не знал, что сказать и надо ли было вообще что-то говорить. – Вот, вкратце всё.

– И как же вы сошлись?

– Да обычно, как люди сходятся, встретились случайно и всё, – его разговорный пыл внезапно угас, Алексей казался почти замкнутым, будто мыслями находился в другом месте, т.е. сказал всё, о чём намеревался.

– А поподробней?

– Поподробней нельзя, это уже не прошлое, это настоящее. Вот если его выболтаю, действительно прощать не стану, – и он посмотрел на Фёдора, странно улыбаясь, однако не в глаза, а почему-то на его правое плечо.

– Так я и не про то. Как там она? всё у неё нормально?

– Да, нормально, всё нормально, жива-здорова, – пауза. – Ты вот мне скажи, я долго понять не мог, неужели вы только из-за того несчастного ребёнка развелись?

– Нет, наверно нет, не любил я её просто.

– А женился тогда зачем? – Он даже отпрянул от удивления.

– Ну, помимо всего прочего, о чём говорить тебе не стану ровно потому, почему и ты не хочешь мне о вас рассказывать, думал, что без любви и душевной близости вполне можно всю жизнь прожить, более того, полагал, что почти все так живут, однако сам не смог, – Алексей недоумевающе посмотрел ему в глаза, но промолчал. – А теперь-то ты, пожалуй, не бедствуешь, отец у неё человек серьёзный?

– Да я и раньше не бедствовал, тебе это чуть показалось, – промямлил он в ответ, – а про отца её ты, кажется, не знаешь, он ведь со своим прежним бизнесом залетел, причём по глупости залетел, а, может, уже и по старости. По миру, конечно, не пошёл, но теперь совсем не то. Кстати, я же с ним сейчас работаю.

– Не знал, действительно не знал, даже слухов никаких не доходило, – Фёдору эта информация показалась очень важной. – А где вы теперь живёте?

– У неё квартира своя есть, после вашего развода купила. Кстати, новость тоже есть: она опять ребёнка ждёт, сама решила, я даже отговаривать пытался, сам понимаешь, в таком возрасте небезопасно, тем более после вашего случая, вдруг что не то выйдет. Правда, ей в консультации сказали, что она вроде бы абсолютно здорова и рожать ей совсем не опасно. В первый раз мы вместе пошли. Теперь сама ходит, наблюдается, я лишь привожу-отвожу. Её буквально приходиться туда загонять и, судя по всему, не только от беспечности. – Зачастил он опять без передышки, а Фёдору вдруг захотелось, чтобы Алексей сей же час заткнулся. – Странно она ведёт себя в своём положении, то хочет, то не хочет, и не капризничает, но делает, а просто не делает. Я, конечно, понимаю, перепады настроения, у беременных с гормонами что-то происходит, но у неё всё равно из ряда вон, ведь владеет собой прекрасно. Между прочим, живо удивилась, когда я рассказал ей, что у тебя всё по-прежнему, та же квартира, та же работа. Сначала даже посмеялась, видимо, приятно было узнать, что ты всё тот же, потом, однако, серьёзно заметила, что либо ты не человек, а кремень, либо тебе просто всё равно, – Алексей испытующе-насмешливо посмотрел на Фёдора, потом с наивным чувством собственного превосходства продолжил. – Ты понимаешь, у меня, например, так всё в жизни быстро мелькает, что и голову поднять некогда, а здесь на тебе, такая стабильность, и, главное, совсем иной образ жизни. Тебе действительно всё равно?

– Да нет, не всё равно, вязну я в мелочах всяких, – сказал, будто промолчав, Фёдор.

– Понимаю. А что для тебя тогда важно?

– А чёрт его знает. Кстати, ты-то для себя определился?

– Ты знаешь, тоже нет, – никаких подвохов Алексей принципиально не замечал. – Сам понимаешь, не очень-то у меня в жизни всё складно получается, поэтому времени для размышлений немного оставалось, постоянно надо было что-то делать, но, с другой стороны, как более или менее налаживаться стало, ничего существенного в голову так и не пришло. Вот что есть, то и хорошо, поколение мы такое, наверно. Правда, посмотришь, другие такими же были, а то и похлеще. Пространный вопрос, а я еле языком ворочаю, однако кое-что могу сказать точно: буквально недавно почувствовал, что действительно живу, т.е. понял, что и раньше чувствовал, – и Алексей с удовлетворением откинулся на спинку кресла, будто сказал нечто окончательное.

– Вот это я припоминаю, всегда таким был, разглагольствовать любил не в меру.

– Хе-хе, пожалуй.

Они посидели ещё немного, но уже без излияний и общих вопросов, с воспоминаниями прошедшей юности, пару раз посмеялись от души, что каждый раз оканчивалось долгим молчанием то ли от усталости, то ли от нахлынувших впечатлений, то ли от горечи, поскольку это никогда более не повторится. Дружба оказалась возобновлена. Около двух, как и обещал, Алексей засобирался домой.

– Можешь остаться, места, как видишь хватает с избытком, – предложил Фёдор.

– Нет-нет, я лучше пойду, спасибо; хоть она и знает, что я у тебя, но в её положении малейшие волнения слишком пагубны, я лучше пойду, – озабоченно прибавил он, а потом ещё, совсем рассеяно, – люблю я её всё-таки.

Он вызвал такси и уже в дверях, прощаясь, прибавил:

– Ты заходи как-нибудь, она будет рада тебя видеть, я серьёзно, сама просила передать.

– Хорошо, потом обсудим. Я сам позвоню.

Фёдор закрыл за Алексеем дверь, немного шатаясь, постоял у забросанного объедками столика, любуясь натюрмортом, потом молча повернулся и пошёл спать; заснул почти мгновенно, ведь пьян был ужасно. Встав утром довольно поздно и с тяжёлой головой, что совсем не удивительно, сразу же сел за дневник, потирая слипшиеся глаза. Впечатления прошлой ночи были свежи, а кое-что казалось просто забавным. По сути, многое само собой встало на свои места, виделось ясным, несмотря на общее состояние организма. Странный результат, конечно, но не без закономерности.

03.05 Как странно порою осознавать, что у тебя есть прошлое, что ты не возник из ниоткуда, от чего появляется надежда, что не уйдёшь в никуда, что будут помнить, какой ты был такой-то и такой-то, а не вот такой-то, например. Жаль только, что этого мало, и хочется большего, гораздо большего, однако при самой мысли об остающейся после тебя памяти сердце крепчает, перед глазами открываются новые горизонты, всё становиться проще и естественней, лишь бы не заниматься самоуспокоением, не скатываться на мелочи и не откладывать на потом; суета – тот неусыпный враг, который преследует нас везде и всюду. А о чём это я, собственно? О том, что человеком отужинал, совершенно на меня не похожим, так свежо получилось и очень кстати. Всё-то оно по-разному бывает, именно в существенном по-разному, мелочи хоть и целое море, но она всегда одна и та же, а тут на тебе и кушай таким, каков есть, да смотри не поперхнись, ведь много проглотить приходится. И я тоже определённым характером оказался, в бесхарактерности, в серости и середине характер вылез, в сравнении вылез. Впрочем, не такой уж я бесхарактерный, это сравнение, оно тут главное, и не узнай другого, себя бы тоже не узнал. Надо почаще вокруг озираться, а то ведь не вижу ничего, жизнь мимо и проходит. Нет, главное даже не то, что я не знаю самого себя, а что не знаю других, не понимаю, как иначе судьба может сложиться. Но общения у меня всегда хватало с избытком, так что это системная болезнь, общественная, что ли, когда все такие как ты, одни и те же. Необходимо, чтобы в моей жизни возникло нечто новое, мне надо знать другое, но при этом оставаться самим собой, и не стоит кидаться из стороны в сторону, поскольку начнёт теряться то одно, то другое, а потом посмотришь – в руках ничего уже не осталось. Хоть я и не особо ценю то, что у меня есть, но упускать его тоже не стоит просто из жалости за потраченные усилия. Следует изо всех сил сохранять ощущение определённости, отличия себя и окружающих, его общую основу, вместе с тем возрождая в памяти события, впечатления из прошлого, поскольку они ценны тем, что жизнь тогда ещё не остановилась, ценны бессознательностью и чистотой образов, тем, что они происходили со мной, я их испытывал, не задумываясь, хороши они или нет, и что за ними последует.