Георгий Левченко - Сон разума (СИ)

Фёдор прослушал рассказ, молча направив пустой взгляд в окно; у него перед глазами всё время стояло её лицо. Над лесом спокойно заходило Солнце, пуская косые красно-оранжевые лучи прямо ему в лицо; снаружи москитной сетки на окне ползал паук, тыкаясь в каждую ячейку в попытках пролезть внутрь; из крана мерно капала вода. Алексей смотрел себе в ноги, машинально теребя левой рукой пряжку широкого ремня, Фёдор заметил этот жест, тот слегка переменил позу и поймал его взгляд:

– Её подарок, два года уж ношу, и зимой, и летом, умела она вещи выбирать. Главное, подо всё подходит: и под джинсы, и под брюки, и под штаны летние. Мы ведь, знаешь, когда выяснили, что она беременна, на следующий же день вещи ребёнку пошли покупать, в специализированный магазин, чтобы хоть что-то на первое время у него было. Я ещё в приподнятом настроении находился, всё хотелось купить, только вот не знал, что некоторые детские вещицы так дорого стоят, схвачу что-нибудь с полки, а она меня одёргивает, говорит, это не надо, это потом. Мне там одни шортики очень понравились, синенькие с клетчатыми кармашками, для взросленького ребёночка, годика на полтора, жена же ни в какую, после да после. Только и купили, что пару жёлтеньких распашонок и ползунков, хорошенькие такие, чтобы и мальчику, и девочке носить можно, только недавно ими любовался…

После долгого молчания и нескольких кружек, Фёдору вдруг захотелось сказать своему другу нечто очень откровенное и утешительное, например, что он тоже скорбит, что тоже испытывает боль от потери, однако вовремя спохватился и промолчал, ведь это и так было очевидно. Ему почему-то вспомнился один эпизод из их совместной жизни где-то за 7-8 месяцев до развода. Во время их бесконечных споров и ругани она никогда не давала Фёдору спуска, поскольку всегда была уверена, что до последней крайности тот не дойдёт. И на этот раз они как всегда кричали, спорили, ругали друг друга, кто-то кому-то что-то не хотел уступить (а упрямство своё оба демонстрировали в браке слишком охотно). Но вдруг после нескольких часов взаимных обид и обвинений в бесчувствии жена неожиданно замолчала, села на стул в углу зала их бывшей квартиры (обстановку её он успел позабыть) и разревелась с совершенной безысходностью, закрыв лицо руками, чего ранее никогда себе не позволяла – в отличии от подавляющего большинства женщин она не любила воздействовать слезами на мужчин. А он тогда её так и оставил и весь день более с ней не разговаривал.

Смеркалось; Фёдор встал и включил свет. В доме стояла мёртвая тишина, только дешёвые пластиковые часы громко тикали в соседней комнате, на улице тоже было тихо и очень жарко, из открытого окна на него буквально наваливался удушливый зной, который ни чем ему не пах из-за плотно заложенного носа.

– Что дальше делать собираешься?

– Что делать дальше?.. – повторил Алексей, вращая на столе кружку по часовой стрелке двумя пальцами за донышко, потом бросил своё занятие и переменил позу, – не знаю, ещё не думал, – ответил он, недоумевающе смотря на Фёдора, как бы удивляясь факту того, что тот вообще умеет разговаривать. – А мы ведь с ней так запросто сошлись, будто не виделись всего несколько дней. Единственное, сначала получилось как-то по-подростковому, – его собеседник слегка вздрогнул. – Уж и не знаю, откуда такое берётся: вроде бы у каждого много кого есть, но при этом, так уж и быть, можно и друг другу толику своего драгоценного внимания уделить. Потом, правда, прошло всё, как узнали получше о жизни каждого. Стою я, значит, у окошка в банке (к тому времени у меня кое-какие накопленьица появились), вдруг слышу, кассирша рядом твою фамилию произносит, я было обрадовался, столько лет не виделись, такая неожиданная встреча, поворачиваюсь – там не ты, а она. Сперва даже побоялся к ней подойти, стою и пялюсь, что в конце концов начало выглядеть просто неприличным, но тут она сама меня заметила, улыбнулась, и у меня сразу от сердца отлегло, узнала, значит, и первая заговорила. Я тут же стал расспрашивать, как ты поживаешь, узнал, что вы давно в разводе. Вместе вышли, договорились обязательно встретиться, и дальше всё как полагается.

– А почему вы так быстро пожениться решили? Насколько я понимаю, у вас это очень скоро вышло в отличии от меня с ней.

– А чего ждать-то? когда стареть начнём, что ли? Да и поженились мы тихо, спокойно, без затянутых церемоний, только родственники на свадьбе и присутствовали. Хотя не встреться мы тогда случайно, не поженись, и не было бы ничего этого, и вообще ничего бы не было, не оставила бы она меня так… – Алексей начал заговариваться то ли от горя, то ли от алкоголя. Развалившись на табуретке, он машинально ковырял угол стола, нещадно вытаскивая оттуда охотно вываливавшиеся щепки, видимо, пытаясь рассеяться каким-нибудь движением. Потом опять сменил позу, закинув ногу за ногу. – Впрочем, что это я? Она-то не виновата, только вот зачем упрямство? к чему было упрямство?

– Может, это и не упрямство вовсе, а она просто хотела хоть что-нибудь в своей жизни пройти от начала и до конца.

– Но не до такого же конца! Если бы она имела хоть каплю элементарного чувства меры, даже самосохранения, то мы были бы счастливы, а не были бы счастливы, она бы хоть жива осталась.

– Такими предположениями ты делаешь себе больнее, не следует приписывать всё случайности тем более, что её уже не вернуть, – безмозгло-назидательным тоном вставил Фёдор.

– Ты всерьёз полагаешь, что я смогу её когда-нибудь забыть? это в принципе возможно на твой взгляд?

– Нет, конечно, и не ты один, но делу этим не поможешь.

– Какому такому делу? Только не говори и ты, пожалуйста, что жизнь продолжается или другую дребедень в том же духе. Наслушался, хватит.

– И не собирался, это лишнее, если что и отыщется, то оно само найдёт себе дорогу, не насильно.

– А если не отыщется?

– Должно отыскаться. – На самом деле, Фёдор почему-то чувствовал себя бесконечно виноватым перед своей бывшей женой. Хоть он никогда её не любил, но всегда считал родным человеком, иногда даже дивился тому, как уже гораздо позже их развода ему нравилось время от времени вспоминать, что где-то есть кто-то, кому он не безразличен, а теперь этого кого-то не стало, от чего на душе было невыносимо тяжело.

Алексей пристально посмотрел на него в свете одинокой тусклой лампочки без абажура, висевшей на проволоке прямо у того над головой, которая едва-едва разгоняла густые сумерки.

– Что-то ты неважно выглядишь, не заболел?

– Да нет, наоборот, кажется, выздоравливаю.

– А знаешь, у меня ведь даже друзей не осталось, ты вот один, да пара знакомых с работы.

– У меня тоже, это ничего, случается.

– Бывало, сидим с ней вечером на кухне, я ужинаю, а она рассказывает, как день провела, сколько раз и в какое время её ребёнок ножкой толкнул, какую очередную глупость по телевизору слышала и т.п. – и тут Алексей начал рассказывать, сколь смешно его жена умела шутить надо всякими житейскими пустяками.