От звезды до звезды (СИ)

«Ты пахнешь хорошо».

Йонге на миг застыл в мучительном размышлении, как на такое отвечать, а Сайнжа уже строчил дальше.

«Дай еще. После заморозки всегда голод».

Пилот забрал маркер в собственность, повертел в пальцах и осторожно написал, что может поделиться еще, но попозже, когда синтезатор доберет необходимую зарядку. Яут комично погрыз палец клыками и кивнул. Йонге хмыкнул.

Попробовал бы он не согласиться!

Поерзав, он осторожно расположился так, чтобы как можно меньше травмировать спину. Прохладное стекло поначалу приятно освежало, но затем он всерьез задумался, не застудит ли так себя к чертям, вызвав еще и абсцесс на свою голову. Вернее, на спину.

Калисея быстро остывала. Как всегда в пустынях: днем мозги готовы расплавиться от перегрева, ночью сопли в носу замерзают.

Сидящий рядом яут сосредоточенно ковырялся в собственных когтях и, кажется, вообще не мучился вопросом одежды. Даже на расстоянии чувствовалось, какой он теплый. Йонге силой подавил дикое желание обнять горячую тушу.

Рудольф во сне обеспокоенно заворчал и пару раз перебрал ногами. Синхронизация не давала покоя даже наполовину отключившемуся мозгу. Глубоко и равномерно дыша, Йонге постарался успокоиться и засунул руки под мышки. Осторожно, помня о пластырях. Впрочем, руки восстанавливались быстрее: он почти не обращал внимания на легкие иголочки боли в тыльной стороне запястий. Главное, все сухожилия и вены уцелели.

Сайнжа подвинулся ближе и двумя пальцами вытащил маркер из кармана куртки пилота.

«Холодно?»

Йонге затряс головой, категорически отрицая телесную слабость.

«Ложь не к лицу воину».

Йонге пришлось потратить секунд десять, чтобы отнять маркер. Сайнжа отдавать не хотел и издевательски дергал челюстями.

«На себя посмотри», – отписался Йонге, едва маркер перекочевал ему в пальцы.

В последующие минуты маркер с переменным успехом переходил от одного к другому, и на стекле появлялись кривые надписи самого различного содержания.

Спохватился Йонге, только когда обратил внимание, что в прозрачном корпусе осталось меньше половины пропитки. Окончательно забрав ценный инструмент, он демонстративно спрятал его во внутренний карман. Сайнжа молча рассматривал его несколько мгновений, а потом молниеносно придвинулся. Они и без того съехались, пока устраивали литературную дуэль, а теперь яут с легкостью одной рукой схватил Йонге за плечи, а второй полез к нему за пазуху, сдвигая замок куртки.

Сильнее боли в плечах Йонге поразила высокая температура. Широченная ладонь легла ему на грудь, словно грелка. Сайнжа неловко подергал пальцами, явно ища маркер, промахнулся и уехал в подмышку. Йонге вскинулся, ожидая ноту протеста от изодранной спины. Но стоило горячим пальцам коснуться бинтов, как активная поверхность скрытых под ними пластырей немедленно сработала, и не один раз. Остаточная доза анальгетика уходила прямо в мышечную ткань.

Йонге ощутил, как отпускает его немыслимое болезненное напряжение, и запрокинулся, невольно расслабляя шею, до того, как оказалось, почти закаменевшую.

Глаза закатились, рот приоткрылся, и Йонге решил, что хорошо быть в респираторе – иначе наглотался бы отравы по самую печенку.

Яут продолжил изыскания, забыв про маркер. Йонге немедленно попытался задремать, откровенно греясь под прикосновениями. Даже разбушевавшийся синхрон, немедленно среагировавший на первый попавшийся объект, не заставил его изменить намерение. Сайнжа оказывал такое целительное действие, что мозги отключались сами собой.

Яут потянул его к себе, осторожно разворачивая. Он так хитро держался между ранами – самыми выдающимися – что умудрился не причинить лишней боли. Йонге опомнился, только почти оказавшись верхом, да и то потому, что ударился коленями в стену.

– Я не буду спать на тебе верхом, – пробормотал он. – Ноги затекают, неудобно.

Яут развел и свел челюсти, и Йонге решил, что это такой невербальный знак вопроса. Лезть за маркером было так далеко… Он переборол себя и начал разворачиваться, беспощадно наступая всем весом на добровольно вызвавшийся диван. Один раз даже угодил коленом в пах и тут же испуганно отшатнулся, но яут не среагировал.

Йонге автоматически сделал себе внутреннюю пометку – если они все же решат избавиться от диковинного компаньона, то бить по яйцам действительно бесполезно.

Стараясь не шуметь и не будить беспокойно ерзающего напарника, он развернулся и уселся на яуте, как в кресле. Тут можно было и достать маркер, и написать каких угодно посланий, но живое тепло так приятно воздействовало на спину, что все тело обволакивало покоем, как в капсуле. Йонге плотно застегнулся, сложил руки на груди, сурово глотнул иммуномодуляторов и немедленно отрубился.

***

– Ну нихера ж себе!

Йонге судорожно вздрогнул от глухого вопля прямо над головой. Одновременно в бока впилось острое, а поверхность под ним содрогнулась. Рефлекторно ударив назад локтем, Йонге рванулся, обдирая себя окончательно, и высвободился под дикий треск рвущейся застежки. Потеряв равновесие, он кубарем скатился по стеклянному склону и пребольно тормознул о такой же стеклянный сталагмит.

– Ой, бля, – сказал сверху Рудольф.

Туман рассеялся и видно его было очень хорошо.

– Да ты озверел, кретин! – заорал Йонге, очухавшись.

Болела ушибленная спина, ныли оба колена, грудь пекло и жгло, словно его драли бешеные кошки… да что там кошки, его яут ободрал!

Гривастая фигура поднялась рядом с Рудольфом, и Сайнжа тоже глянул вниз.

– Охренели, скоты помойные! – не мог угомониться пилот. – Рудольф, крыса импотентная! Ты зачем орал? Сука, я весь ободрался! Чуть шею не свернул!

Вопил Йонге так выразительно, что даже Сайнжа проникся драмой и внезапно для обоих напарников отвесил Рудольфу подзатыльник.

От него механик едва не полетел следом за товарищем, спас его только лайнер, оттягивающий чересплечный ремень.

– Ты чего руки распускаешь? – взревел Рудольф, оборачиваясь к яуту и сжимая кулаки.

– Правильно! Так его! Мало врезал еще!

Рудольф тут же перевел все внимание на напарника и в нелестных выражениях сообщил ему, какого он мнения о тех, кто в ночь вместо несения караула устраивается на том, кого нужно караулить, и спит, разве что не пуская слюни от счастья, пока товарищ беспокойно ютится на холодном стекле в обнимку с единственным верным другом-лайнером.

– Ты б еще штаны расстегнул! – закончил Рудольф выступление.

Йонге все это время упорно карабкался наверх, цепляясь потными ладонями за неровную поверхность, но от такого вывода едва не навернулся обратно. С трудом выровнявшись, он все-таки закончил восхождение и с кулаками бросился на Сайнжу.