От звезды до звезды. Колония (СИ)

– Мне нужно знать, как быстро вы его вылечите. И насколько успешно.

“Успешность гарантирую. Все, как обычно: обследования, полостная операция, довольно быстрое восстановление”.

Рудольф захрипел, пуская слюну. Йонге ненадолго убрал одну руку и погрозил ему кулаком.

– Сколько часов? – уточнил он.

“Часов? – калхи забулькал и замахал конечностями. – Ну вы шутите! Ладно, двадцать устроит?”

Рудольф опять захрипел, пытаясь мотать головой.

– Других вариантов нет?

Калхи задрожал с макушки до подошвы, осел и словно погрузился внутрь себя. Несколько секунд спустя он вновь принял стандартную форму.

“Есть. Но их очень не любят”.

– Ну?

“Использование моих отъединенных сочастиц. Они уникальные врачи”.

На этот раз хрипы Рудольфа Йонге проигнорировал. Впрочем, механик и так уже исчерпал все свои возможности активного участия в беседе. Йонге казалось, что ему становится хуже. Трубка его явно доканывала, но калхи не стал ее доставать, и в этом вопросе Йонге больше доверял врачам, чем страданиям пациента.

– Тогда у меня два вопроса, – вздохнул он. – Сколько будут работать эти уникальные сочастицы и испытывались ли они на других людях.

“Конечно! – калхи заплескался от негодования. – Я проводил множество опытов! Результат всегда прекрасен! Однако это неприятная и болезненная процедура. Хотя в сравнении с нынешним состоянием пациента боль может отличаться не слишком значительно. По времени это займет около двух часов”.

Рудольф молча поднял руку, показывая большой палец. Йонге обреченно подумал, что яутским детоксом механика уже травили, поэтому от калхианской медицины хуже быть просто не может.

– А что насчет наркоза? Или хотя бы местных обезболивающих?

“Нужны живые нервы, чувствующая плоть”, – важно пояснил калхи.

“Трубку вытащи!” – вновь прорвался Рудольф.

Опять заскрежетав зубами, Йонге пережил болевой шок и осторожно потряс головой, чтобы не растревожить сломанный нос.

– Зачем вам трубка? Могли бы и так глянуть.

“Я мог бы не использовать смотровое оборудование, но пациенты не любят, когда врач ползает по их внутренностям”.

– В нем и так скоро будет ползать ваша сочастица.

“Я считаю это согласием”.

Фиолетовый нарост справа от Рудольфа колыхнулся и пополз к механику. Атаковав его бедро, он медленно проследовал к туловищу и уверенно начал карабкаться все выше. Йонге скривился, почувствовав, как теплая скользкая гадость переваливает через его руку.

Рудольф не посылал никаких внятных выражений, но Йонге и без того чувствовал почти животный ужас, накатывавший на него. Симбиотический целитель дополз до линии челюсти, слегка взобрался на щеку Рудольфа и замер. Калхи прогонял по всему телу мерцание почти гипнотического свойства. Летучие гады тоже приняли участие в праздничной подсветке операции. Йонге почувствовал, что голова у него становится тяжелой-тяжелой. Моргая каменеющими веками он увидел, что Рудольф закрывает глаза, а сочастица вытягивается длинным щупиком и ныряет в трубку.

Калхи забулькал, и Йонге перевел осоловелый взгляд на него.

“Оборудование помогает, – сложились буквы. – Уже нет рефлекса и нет отторжения. Пожалуйста, держите его крепко”.

Йонге хоть и замедленно, но последовал его совету, глядя, как слизень стремительно исчезает в трубке. А затем Рудольф резко напрягся и, не открывая глаз, взбрыкнул на месте.

Удар правой ногой пришелся в корпус калхи, тут же спружинивший, и тяжелые ботинки Рудольфа грохнули о глыбу. Голова мотнулась из стороны в сторону, однако хирург добавил еще одну петлю и зафиксировал шею окончательно. Одновременно калхи чуть подвинулся, и продолжающиеся пинки уже не попадали по нему. Операционный “стол” грохотал, Рудольф вцепился в руки Йонге и пытался вырваться, но глаза так и не открывал.

“Это особое состояние, разум беспомощен, но продолжает сопротивляться”, – торопливо передал калхи.

– В… вижу я! – прохрипел Йонге, отчаянно удерживая напарника. – Привязывать надо было!

Рудольф на мгновение застыл, а потом из раскрытого рта вырвался такой захлебывающийся рык, что трубка яростно завибрировала.

Миг спустя из мотыляющегося конца ударил полупрозрачный фонтан. С перепугу Йонге показалось, что это кровь, но помутнение разума прошло, и он понял, что это какая-то биологическая отработка. Дрянь разлеталась во все стороны, заливая обоих напарников. Визор Рудольфа покрылся органическим дерьмом наглухо, и Йонге тоже прилично заляпало.

“Я предупреждал, это очень агрессивная методика”.

По виду калхи нельзя было сказать, что он испытывает, но Йонге искренне надеялся, что хоть какое-то понятие совести у этой груды студня есть. Рудольф перестал дергать ногами и впиваться в руки напарника. Йонге вздохнул с облегчением – все это время он страшно боялся переборщить на стимуляторах и сломать Рудольфу ребра ко всем радостям в дополнение.

Калхи распустил поддерживающую петлю и обмотал ею трубку, после чего осторожно потянул ее наружу. Йонге машинально сжал руки и не прогадал – Рудольф почти истерически заколотился, выворачиваясь и мотая головой. Калхи быстро дернул и окончательно вытащил трубку. Последовал очередной фонтан, сопровождаемый совершенно жуткими звуками. Йонге успел отвернуться и уберечь себя от нового орошения. На этот раз кровь была, и немало. Калхи забулькал, но Йонге выждал, и только убедившись, что больше жидких сюрпризов не будет, посмотрел на хирурга.

“Все готово”, – буквы плавали и переливались.

– А как же… два часа?

“Сейчас прошло только внедрение и первичное сращивание, остальная часть – реабилитационная стадия. Вы можете расположиться на любой удобной для вас поверхности”.

– Можно просто здесь? – устало спросил Йонге.

Дождавшись утвердительных подмигиваний и вибраций, он переложил напарника на спину, предусмотрительно повернув тому голову набок. Стер дерьмище с визора и заодно почистил свой.

“Больше выделений не будет”, – сообщил калхи.

– Очень хорошо.

Тем не менее, поворачивать голову обратно Йонге не стал. Ему тоже хотелось лечь, но вместо этого он присел на край глыбы и уставился на Рудольфа.

Калхи подполз ближе, вытянул щуп и быстро провел им вдоль тела механика. Удовлетворенно булькнув, он втянул щуп обратно и снова перетек всем телом, создав впечатление поворота к собеседнику.

“А у вас нос сломан. И поврежден глаз”.

– Знаю, – буркнул Йонге. За переживаниями он подзабыл об этом, а благодаря стимуляторной блокаде почти не чувствовал неудобств, но сейчас боль начала возвращаться. Нервная проводимость повысилась, и блокада уже не справлялась с нагрузкой.

“Я могу оказать помощь”.